Трепетание предсердий. Натали Синегорская
спросил он, отстраняясь.
– Там, – она показала пальцем в сторону ванной. – Там у тебя… кто?
Вот дьявольщина. Едва увидев Ларису, едва почувствовав аромат ее духов, он сразу же забыл про сбитую Шуру.
Шум воды в ванной стих. А через несколько мгновений открылась дверь, и в коридор выползла Шура собственной персоной. В длинном халате из вафельного полотенца, с той же диковатой гулькой на голове. И в огромных, сорок последнего размера Артемовых тапочках.
Халат волочился по полу, и Артем заметил: Лариса смотрит именно на это волочение. Смотрит обалдевшим взглядом, какого раньше никогда у нее не замечал.
– Кто это? – спросила она низким отчего-то голосом.
– Это я, – ответила Шура. – А это кто?
Лариса перевела взгляд на Артема.
– То есть вот так вот, да? Ты уже за младенцев принялся, да?
– Она не младенец, – запротестовал Артем. – Она жертва обстоятельств.
Но Лариса не слушала оправданий. Она вообще ненавидела, когда Артем принимался оправдываться.
– Я ушла всего неделю назад, – продолжала она. – Всего неделю. Кровать не успела остыть после наших ночей. А ты…
– А он башмаков еще не износил, в которых шел за гробом.
Реплика Шуры была столь неожиданной, что, несмотря на черный юмор, Артем тихонько прыснул.
– Что?
У Ларисы округлились глаза.
– Имя у меня тоже подходящее. Я Клава. Клавдия, – невозмутимо продолжила Шура.
Артем закатил глаза. Девицу определенно несло.
– Клавдия? Дурищев, ты с кем связался? Она из деревни, да? Доярка или птичница, да?
– Ага, – сказала Шура-Клава. – Доярка. Которая любит Шекспира.
– Какого Шекспира?
– Вильяма «Нашего» Шекспира. Не знаете, что ли? Он у нас в деревне комбайнером.
Лариса вспыхнула. Отпрянула от Артема, повернулась и быстро вышла.
Больше не придет, понял он. Дыра в груди, откуда вынули Ларису и их отношения, затянувшаяся более, чем наполовину, вернулась к размерам недельной давности.
– Не огорчайтесь, – сказала Шура-Клава. – Если любит, вернется.
И тут Артема прорвало.
– Много ты понимаешь! – заорал он. – Ты вообще откуда взялась, а? Почему вламываешься в мою жизнь, кто тебе право дал? Соплячка! Шекспир у них, понимаешь, комбайнером! Да кто тебя только научил хамить взрослым?
В стену постучали.
Артем замолк на полуслове. Фу, как нехорошо. Чего на девчонку напустился?
– Коленку обработала? – спросил уже тише, но все еще сердито.
Шура-Клава не обиделась. Раздвинула полы халата и выставила забинтованную ногу. Стройную, между прочим, ногу. Ровную и правильную. Не кривую. И зачем красивые ноги в балахонистых штанах прятать? Мода, что ли, такая?
– Перекись в ванной оставила.
– Ладно. Садись, чай пить будем.
– Давайте помогу.
Она довольно споро разлила чай по чашкам, Артем достал сахар и печенье. Досада на Шуру-Клаву прошла. А ведь он запросто мог изувечить ее, не затормози вовремя. И не только