Ричбич. Алексей Шнейдер
в таком напряжении тяжело. Беззвучно упираюсь ладонями в полотно двери – и чувствую стук сердца распаленного зверя, слышу его тяжелое дыхание. Не выдерживаю и падаю, успевая подумать одно – я помню, что закрутила дверной замок до упора.
И вот сейчас я лежу рядом с девчачьим телом на своей кровати. Приподнимаю одеяло – тело ничего так. Ставлю будильник – нужно успеть на соревнования! И засыпаю, успокоившись.
Просыпаюсь от грохота. Это не будильник. Иду на кухню.
– О, доброе утро! – говорит девчонка.
– Да, оно действительно доброе, – я поднимаю бровь.
– Хотела по-тихому свалить еще в шесть утра. Но ты на пороге лежала. Я посмотрела на твой гудок, выпускающий слюни, и мне стало совестно.
– Ты во скока встала, пьянь подзаборная?
Она смеется.
– Я – дура. Мне сегодня надо было на собеседование. Так что будильник сработал в шесть утра. Потом я увидела тебя – и не смогла позволить себе просто уйти.
– Как, удачно?
– Что? Что не позволила себе уйти?
– Нет, что дура, – улыбаюсь я ей. – Ведь и я дура.
Мы смеемся вместе.
У нее приятный голос, чуть писклявый, но ее это не портит. В ней нет вульгарности или напускной женственности. Все в ней гармонично. Она сама нежность и кокетство.
– Чего ты смеешься? У меня вообще привычка. Просыпаюсь ровно в восемь утра и все тут. Не надо ни будильников, ни собеседований, – говорю я и смотрю на стол. – Завтрак на две королевские персоны?
– Ой, да, – кивает она. – Я вообще готовить люблю. У меня в семье три брата – прожорливые как слоны.
– А мама?
– А мама, ну… умерла она, короче.
– Извини. Не хотела.
– Ничего. К тому же, это шутка, – она негромко хихикает, как будто чихает. Со временем я пойму, что такая громкость смеха – ее максимум.
– Ты точно – дура.
– Не, она просто кинула нас. В общем, я готовлю постоянно, вкусно и с любовью, – сообщает она с театральным пафосом, и ее полутораметровое тело мелко вздрагивает от чихающего смеха.
Ей повезло с фигурой – тело просто безупречно по своим пропорциям. Оно притягивает внимание и заставляет по-доброму завидовать. А талия нереально тонкая – кажется, я могу ее обхватить кистями рук, и пальцы мои соединятся.
И милое, очень милое лицо наивной школьницы.
– С кем ты живешь? – спрашиваю я.
– С девчонками вчетвером. Однушку в Царицине снимаем.
– Почем?
– Да дешево. 500 баксов.
– Ни хера себе! Вот 500 баксов, – широким взмахом руки я обвожу свои хоромы.
– Да ладно?! Тебе повезло. Красивым всегда везет, – ахают полтора метра доброты.
– Ты так сказала, как будто сама жабища.
– Ну, не такая, как ты назвала, но трезво себя оцениваю.
– Вопрос только в мейкапе. Только. Главное, губки контрастнее и глаза. Но все в меру.
Мы завтракаем,