Алёнкины горизонты. Олег Велесов
за любимого человека всё, даже то, чего у тебя нет. Однако по маминой ухмылке, я догадалась, что папа не прав или, точнее, это лишь его узколичная точка зрения, и у мамы на сей счёт иной взгляд. Тогда получается, что любовь для каждого нечто своё, только одному ему присущее. Но тогда это оправдывает и материализм, и харизму, и жажду комиссарского тела, а подобным грубым моментам в любви не место, ибо любовь это всегда чистое и открытое, как вот эти двое малышей симпатизирующие друг другу и не стесняющиеся эту симпатию показывать всему миру.
Колонна остановилась и черепашка Лида продолжила экскурсоводить.
– Итак, дети, перед нами Коромыслова башня. Существует две легенды, благодаря которым она получила своё название. По первой, строители Кремля замуровали в основании башни девушку Алёну, вышедшую из города за водой. Наш замечательный поэт и писатель Александр Навроцкий написал по этому поводу прекрасную балладу. Кто читал её? Или другие стихи Александра Александровича?
Поднялся лес рук.
– Молодцы. За водой в те времена ходили не на кухню, а к ручью или колодцу с двумя тяжёлыми деревянными вёдрами, которые назывались бадья или бадейка, и со специальным приспособлением для их переноски – коромыслом. Все знают, что такое коромысло? Игнатьев?
– Знаю. У меня бабушка в деревне живёт, там до сих пор за водой не на кухню ходят.
– Лидия Фёдоровна, а вторая легенда?
– Вторая легенда повествует о том, как девушка, так же вышедшая за водой, сразилась под этой башней с полчищами татар, используя в качестве предмета защиты упомянутое коромысло. В неравной схватке девушка погибла, но татары, поражённые её доблестью, отступили – Игнатьев, я всё вижу! – от города, справедливо рассудив, что если женщины в этом городе такие сильные, то мужчины во сто крат сильнее.
Я кивнула: да, именно так и произошло – коромысло, Дмитраш, стрелы. Каждое сказанное слово было правдой, и я готова была подтвердить это, но сейчас меня интересовало другое.
– А третей легенды нет? – спросила я.
– Нет, товарищ актриса, третьей легенды не существует.
– А я слышала, – не сдавалась я, – что некая Алёнушка году эдак в тысяча восемьсот двенадцатом спрыгнула с башни.
– Ничего подобного не встречала. А какой в этом символизм?
– Символизм? Ну как же, жертвенность собой ради победы над вторгшимся в Россию Наполеоном.
– Какая же в этом жертвенность? Если бы она повела за собой ряды русского воинства или под огнём врага подносила снаряды к орудиям на батарее Раевского, а так – нет, это не жертвенность. Это самодурство. Жертвенность происходит во имя чего-то, а вниз головой с башни… На Руси таких жертв хоронили за церковной оградой. Да и не прыгал никто с Коромысловой башни. Со стены, говорят, сбросили однажды некую распутную баронессу, то ли француженку, то ли англичанку, но никакими источниками это не подтверждается, так, слухи. Ни имени, ни возраста.
Распутную? Вот же… В душе у меня поднялся протест. Это граф, верно, чтобы оправдаться