Тесинская пастораль. №3. Алексей Болотников
ждать нападения Японии. О том, что Советский Союз объявит войну Японии, никто слова не говорил, или никто не знал, или это была тайна. От слов стали переходить к делу. Неожиданно для нас, солдат, весь гарнизон стали перебрасывать ближе к японской границе. Сначала бригаду, потом и наши отдельные роты. Наш батальон связи находился в Дербинске. Пришла очередь и нам переселиться к нему в соседство. Поднялась суматоха. По тревоге собрали все имущество и на машинах ночью – в Дербинск.
Июнь, июль месяцы мы обитали в Дербинске. Занимались посадкой картошки, ремонтом квартир, военными занятиями и работой в штабе. Через некоторое время я опять попал на телеграф.
Жили в палатках на улице.
Между тем обстановка становилась все тревожнее и тревожнее. Настойчиво стали внушать нам, что война с Японией неизбежна. Кроме разговоров приближение грозы чувствовалось и по той массе «особо важных» телеграмм, которые беспрерывным потоком шли из штаба армии (из Хабаровска и Николаевска), и беспрерывным движениям войск к границе, по частым учебным манёврам, которые производились в Онорах под названием «учения». Многих наших связистов уже перебросили туда. В штабе оставалось всё меньше и меньше людей, следовательно, нагрузка на каждого телеграфиста росла. Давно уже перешли на две смены. Работали по 12 часов в сутки. Бесконечный поток шифровок утомлял до изнеможения. К концу смены рука окончательно выходила из строя, и пачки переданных телеграмм, переходивших из смены в смену, прибывали нарастающим итогом. Дважды выручали нас из этой беды. Все скопившиеся пачки относили на радио, и там их быстро направляли адресату. Все чаще и чаще стали делать «тревоги». Но это были учебные тревоги. Мы уже привыкли к ним. Соскочив в час-два ночи, за пять минут облачившись в серую свою скорлупу, вроде ранца, подсумки, противогаза, винтовок, и стоишь как истукан час, два. Часто в эти «тревоги» трясли наши ранцы, проверяли, всё ли имущество цело у каждого бойца, и беспощадно ругали, если что было потеряно, выбрасывали или забирали из ранцев все, что не связано с военной жизнью, все гражданское.
Заканчивалась тревога арестами (гауптвахтой) двух-трех «провинившихся» солдат.
8 августа по-особому прозвучала тревога. Ранцы осматривать не стали, а собрали палатки, т.е. ликвидировали свои «дома», гнёзда. Собрали матрацы, одеяла, выгнали под открытое небо, час, два, пять – вот и ночь, а отбоя нет. Ночевали под кустиками, на одежде, спасаясь от холода и дождя в шинели и плащ-палатке. Утром, только успели проснуться, услышали новость, к которой готовились все годы службы, – началась война с Японией.
Наши войска на Сахалине перешли границу у Хандасы и сражаются с японскими солдатами. В этот и в следующий день весь дербинский гарнизон опустел. Рвались туда, в огонь. Нам надоело всё тыловое до мозга костей. Война – это наш полезный труд, за который нас, солдат, хлебом кормят. Война – это близкий конец одного из двух: победы или смерти.