33 песни. 8 поэм. Одна эпитафия. John Hall
в этой жизни от силы раз десять. И я обязан это делать, потому что так надо, а не потому, что так правильно. Я еще ребенок, всего лишь школьник, но я уже успел понять одну аксиому жизни: так, как надо, не значит, что так правильно. И этому есть очень много доказательств! Самое крайнее и самое живое непременно касается вопроса жизни и смерти.
Вот, к примеру, сегодня на уроке социологии преподаватель задал три вопроса. Один касался эвтаназии, второй абортов, третий отношения к смертной казни. Единственное, что спросил я, причем тут же: «А почему эти вопросы стоят в одну линию?», и преподаватель сверкнул своими карими глазами, наполненными ярости.
«Да, я не совсем удобный для системы ученик», – вслух подумал я, пиная носком ботинка снежно-ледяной комок в переходе с одного островка света на другой.
– Потому что это сложные вопросы общества, и во всех странах действуют запреты на исполнение части или же всех перечисленных процедур, – ответил преподаватель, и одноклассников этот ответ устроил.
Их – да, меня – нет, но я не стал дальше докучать учителю. Он продолжил вести урок и начал прыгать по списку имен любимчиков и спрашивать об их отношении к этим понятиям. И девочки в голос кричали, что аборты – это плохо! Эвтаназия – это плохо! Смертная казнь – это плохо! Но было одно исключение. Одна девочка из класса. Она сидела за самой последней партой, и до этого момента я ее ни разу не видел в классе. Да, мы уже несколько лет учились вместе, но сейчас я ее впервые увидел. Этому возникшему осознанию послужили слова, которыми она высказалась по поводу все тех же трех понятий.
– А я за! – сказала она. – Аборт это и правильно, и хорошо! В прогрессивных странах на ранних стадиях специально делают разные тесты, чтобы не обрекать на муки того, кого еще вовсе нет. Думаю, в последствии жизнь пройдется по любому человеку, но по неполноценному трижды! И это минимум!
Как только она начала говорить, челюсть преподавателя отвисла, а я подумал: «Что ж за жизнь у тебя, девочка, что в нашем нежном возрасте у тебя такие мысли?!».
– Плюс, не надо забывать про изгоев общества, которые так же плодятся и заполняют тем самым детские дома или черные рынки, – продолжила она, и одноклассники начали поворачиваться, чтобы посмотреть на нее. – А смертная казнь, она необходима! 25 лет – пожизненное, но есть одно «но»: по окончанию срока, а такое случается не так уж и редко, преступнику проще совершить еще какое-нибудь преступление, потому что жить снаружи поселения он больше не умеет и не знает как. И ведь пожизненное дают не просто так, правда?
Тут учитель отошел от шока и наконец сказал:
– А кто возьмет на себя ответственность за совершение такого? Кто готов убить преступника? Или кто согласится избавиться от пока только зарождающейся жизни? Кто?
– Наверное, разумные люди, которые готовы нести ответственность за свои поступки,– спокойно ответила девочка.
– А много ли таких? – спросил преподаватель и тут же осекся. Он понял, что этим вопросом поставил себя в тупик.
Я не знаю, о чем он подумал на самом деле, но мне показалось, что я прочитал с его лица, как с листа, предложение типа: «Стаду нужен пастух, чтобы быть ведомыми,