Надбавка за вредность. Вера Эпингер
и голос такой проникновенный. – Будьте добры, кофе в мой кабинет. И зайдите сами.
По ощущениям сердце опустилось в пятки. И стучит так гулко–гулко, часто–часто. По телу то ли жар расплылся, то ли холодок пробежал, а может все вместе и одновременно.
– Сейчас, Кирилл Романович, – сухо кивнула я, не разрывая контакта с глазами Воронцова в отражении.
Дождавшись моего кивка, начальник вернулся к себе. Что ты разволновалась, Кирочка, не съест же он тебя. В самом–то деле! Ну, услышал разговор. И что с того? Главное, чтобы сильно не придирался и зарплату платил исправно. А все остальное – мелочи, пережить можно. Встала, оправив брюки на бедрах. Может, снять галстук и подтяжки? Нет, плохая идея. Это будет означать, что я в курсе веселого вечера Воронцова. Попадет Лене за сплетни в офисе. А потому пришлось взять себя в руки.
Кофе–машина выделывалась. Кнопка, отвечающая за количество сахара, перестала срабатывать еще тогда, когда я делала напиток себе. И потому сейчас даже не обратила на нее внимания – все равно Воронцов его без сахара хлещет. Никогда не понимала, как так можно?
Минуты две стояла, держа кулачок практически в миллиметре от двери начальника. Не могла решиться.
– Ни пуха, ни пера, – тихонько прошептала себе под нос и сама же ответила: – К черту!
Тут–тук–тук. Кто там? Это я, почтальон Печкин. Всплывшие в памяти строчки прибавили уверенности.
Подождала несколько мгновений после стука и, нажав ручку, толкнула дверь. Та бесшумно распахнулась, явив мне Воронцова, присевшего на письменный стол и сложившего на груди руки. Начальник снова был в пиджаке. Нет, все–таки надо было оставить сей элегантный и приятно пахнущий предмет гардероба у себя. Замешкалась, чем вызвала неудовольствие шефа.
– Проходите, Кира. Я не кусаюсь, – недовольно закатил глаза Воронцов. – Вы что–то натворили?
Я тут же насупилась и переступила порог, позабыв о собственных сомнениях:
– Нет, с чего вы взяли?
– Так почему идете ко мне, как на эшафот?
– Я не… – вскинулась я.
– Нет, вы выглядите так, как будто я заставлю вас встать на колени, – Воронцов сделал легкую паузу, – и положить голову на пень.
– Зачем? – вылетело раньше, чем я смогла захлопнуть рот. Язык мой – враг мой.
– Чтобы я обезглавил вас, Кира. Это же эшафот.
Хуже того, что я не понимала, шутит он или нет – на лице нет ни намека на смех. Смотрит серьезно, словно действительно приговор выносит. И все–таки я была благодарна за то, что Воронцов умело отвлек меня от снедающих мыслей. Как будто чувствовал, что в голове у меня черт ногу сломит. Решительно подошла к рабочему столу и встала напротив мужчины.
– Вы просили кофе, – напомнила я.
– Просил, – согласился начальник.
Тяжко вздохнула, перевела взгляд с шефа на стол и обратно.
– Можно я поставлю поднос?
– Ставьте, Кира, – хмыкнул Воронцов и чуть–чуть пододвинулся в сторону.
Даже при таком раскладе мне