Кошка на раскаленной крыше. Стеклянный зверинец. Теннесси Уильямс
полностью оценить радость и красоту материнства! Ха! (Это громкое «ха» она сопровождает каким-нибудь резким жестом, например, со стуком задвигает ящик.) Или как она уговорила Братца прийти к ней в палату для рожениц и стоять возле нее во время родов, дабы и он сполна приобщился к «радости и красоте» акта рождения этих бесшеих уродцев… (В других устах подобные речи звучали бы отталкивающе, но в устах Маргарет они скорее забавны, потому что ее глаза все время весело поблескивают, а голос дрожит от сдерживаемого смеха, по существу добродушного.) Папа разделяет мои чувства по отношению к этой парочке! Что же касается его чувств ко мне, то он не прочь посмеяться вместе со мной и вообще относится ко мне терпимо. Скажу больше! Я иногда подозреваю, что Папа питает ко мне неосознанное влечение как к женщине…
Брик. С чего ты взяла, что Папа питает к тебе влечение как к женщине, Мэгги?
Маргарет. Видела, как он опускает глаза и скользит взглядом по моей фигуре, когда мы с ним разговариваем, и как он облизывает свои старые губы при виде моих прелестей.
Брик. Так говорить – отвратительно.
Маргарет. Слушай, Брик, не строй ты из себя зануду пуританина! По-моему, это просто здорово, что старикан, стоя на пороге смерти, все еще оглядывает мою фигуру с большим и, как мне кажется, заслуженным одобрением! А хочешь, скажу, что я еще заметила? Папа не знал, сколько всего народилось на свет маленьких копий Мэй и Гупера! «Сколько у вас детишек?» – спрашивает он за столом, словно Братец с супругой его новые знакомые! Тут Мама говорит, что это он пошутил, но старик и не думал шутить, куда там! Когда же они сообщили ему, что у них уже пятеро и ожидается шестой, для него эта новость явно прозвучала неприятным сюрпризом…
Внизу раздаются вопли детей.
Вопите, уроды! (Оборачивается к Брику с неожиданно веселой и обаятельной улыбкой, которая тут же гаснет, когда она замечает, что он не смотрит на нее. С отсутствующим выражением лица он глядит в пространство, залитое тускнеющим золотым светом. Это постоянное ощущение стены отчуждения, которой Брик отгородился от нее, придает юмору Маргарет горький характер.) Да, ты много потерял, что не спустился к ужину, малыш. (Всякий раз, когда она, обращаясь к нему, говорит «малыш», это слово звучит нежно и ласково.) Папа, храни его Бог, он просто душка, самый славный старикан на свете, но ты же знаешь, как он держится за едой: уткнется в тарелку и ничего вокруг замечать не желает. Ну так вот, Мэй с Гупером садятся за стол рядышком, как раз напротив Папы, и наперебой талдычат о том, какие смышленые да какие способные их бесшеие уроды, а сами все наблюдают за его лицом – уставились, как два коршуна. (Нервно смеется, откинув голову на лебединой шее и непроизвольно перебирая пальцами у горла и груди. Затем, выйдя на авансцену, наглядно изображает всю эту картину в лицах, меняя голос и помогая себе жестами.) А бесшеих уродцев рассадили вокруг стола, кого на высоких стульчиках, кого на комплектах «Книги – знание», и всем напялили на головы бумажные