Кодекс звезды. Александр Антонов
и почесал затылок. – Вроде как и нет, а вроде как и да. Как Ильичу худо стало, враз телефон замолк, сказали: обрыв. Мы про московские тёрки только от одной из медсестёр и узнали, и то под большим секретом. А врачи так ни гу-гу. Их, прежде чем в дом пустить, запугали сильно.
– А «блюмкинцев» ты, значит, в дом не пускал? – скорее для разговора, ответ был известен, уточнил я.
– Обижаешь! – Вася глянул на меня с укором. – Чай, я порядок знаю. В дом, с оружием, окромя моих ребят, никто войти не смел, и не смеет!
Это да. Меня сегодня при входе и то разоружили.
– Ладно, Вася, это я так, для порядка. К тебе и твоим ребятам претензий нет, а вот вопросы есть.
– Спрашивай. Я всё, как на духу.
– Тогда скажи мне, друг мой Вася, не показалось ли тебе, что место для резиденции было выбрано не очень удачное?
Василий ненадолго задумался, потом решительно помотал головой.
– Нет, мне так не показалось. Даже наоборот. Здесь и тише, и воздух чище, да и город рядом. Нет, не показалось!
– А то, что тут вас по-тихой передавить могли – это как?
– От тебя ль я это слышу? – удивился Василий. – Как это по-тихой? Никак такого быть не могло, ты ж моих ребят знаешь!
Тут он прав. Ребята у него орлы. Но я же не про ту тишину.
– Не кипятись, – говорю, – Василий, а лучше подумай: долетел бы ваш шум до города?
– Это навряд ли, – признал Василий. Сокрушённо вздохнул. Поглядел виновато. – Об таком я, Иваныч, как-то не подумал. Виноват.
– Не винись. Лучше подумай вот о чём. Не показалось ли тебе, что приступ у Ильича был не столь уж и тяжёл, чтобы его потом так долго в постели держать?
– А вот знаешь, показалось, – почему-то шёпотом ответил Василий. – Врач, что его пользовал, говорил потом Константинне, я слышал, мол, госпютация… – слово Васе не далось, пришлось поправить:
– Госпитализация.
– Во-во. Енто самое слово, сказал доктор, ему не требуется. Покой, сказал, и ещё раз покой.
Что-то стало проясняться. Говорю решительно:
– Возвращаемся в дом!
– Так ещё только полчаса прошло, – слабо сопротивляется Василий.
– Возвращаемся, говорю!
Крупская выглядела слегка удивлённой, но я поспешил заговорить первым:
– Надежда Константиновна, мне надо с вами переговорить.
Недоумённо пожала плечами, но возражать не стала.
– Пройдёмте…
Привела меня в небольшую комнатку, верно, её личные покои, указала на кресло.
– Располагайтесь, Николай Иванович. Здесь нам никто не помешает. Можете задавать ваши вопросы.
– Надежда Константиновна, – говорю мягко, но с нажимом, – я не хочу вас пугать, или, упаси бог, угрожать вам, но от того, насколько честными будут теперь ваши ответы, зависит, поверьте, многое, в том числе и для вас.
Опустила голову, ждёт вопросов.
– Ответьте честно, приступ у Владимира Ильича был не настолько серьёзен, чтобы объявлять о каком-то ударе?
Вскинулась, хотела что-то