Три заповеди Люцифера. Александр Овчаренко
Петергофа.
Я неоднократно замечал, как батюшка, проходя через залу, невольно замедлял шаг, и взор его с тоской всегда был обращён в сторону портрета своей прекрасной итальянской любовницы, которой, по сути, и была моя грешная матушка. Я никогда не знал материнской любви, и не могу сказать, что жалею об этом: нельзя жалеть о том, чего не знаешь! Сразу же после моего рождения моя матушка покинула пределы Российской Империи и вернулась к себе на родину. С той самой минуты, когда коляска с ней выехала за ворота усадьбы, ни я, ни мой отец больше никогда не слышали об этой удивительной женщине. Младенцем я был отдан на воспитание старой кормилице, которая заменила мне мать. Я рос в неведении своего незавидного положения, и был счастлив. Отец любил и баловал меня. Я был всегда сыт, хорошо одет, и жил на положении барчука, коим по законам Российской Империи не являлся. В семь лет отец нанял мне учителей, и я получил домашнее, но вполне приличное образование. Однажды моя старая кормилица, которая продолжала заботиться обо мне, заболела, и я, набегавшись с крестьянской детворой по окрестным лугам, пришёл на кухню и сказал, чтобы мне подали обед в мою комнату. На что замученная работой повариха Фёкла зло ответила: «Нечего по комнатам шастать! Садись за стол и жри здесь, чай, не барин»! Тогда я ничего не понял, поэтому обратился за разъяснениями к батюшке. Не знаю, что его в тот момент так разозлило, но только Фёклу по его приказу нещадно выпороли на конюшне. Немного остыв, батюшка пригласил меня в свой кабинет, где приоткрыл мне тайну моего рождения. Это и был тот злосчастный день, когда я впервые осознал словосочетание «незаконно рождённый». Эти два казённых слова были для меня как клеймо, как свидетельство моей неполноценности.
Однако я не желал оставаться человеком второго сорта, и не собирался мириться со сложившимся положением вещей. С этого момента я стал усиленно думать, как бы мне прославиться. Да-да, я не оговорился, я не ставил для себя целью совершить громкое географическое открытие или вывести формулу нового химического элемента. Я собирался стать известным всё равно каким способом, лишь бы обо мне заговорили в России, а ещё лучше – во всём мире. Тогда я не понимал того, что в этот момент ступил на путь греха, ибо гордыня есть грех. Позже я много раз задавал себе вопрос: виновен ли я? В чём моя вина? В том, что я был рождён по прихоти моих родителей вне брака? Почему с первых самостоятельных шагов я должен был доказывать обществу то, что было ясно и без доказательств. Я не был уродом или умалишённым, я был хорошо образован и обучен приличным манерам, я знал три языка, и мог с достоинством вести себя на светском рауте. Однако общество отказывалось видеть во мне равного, и не считало меня своим полезным членом. И тогда я возненавидел его. Не сразу, это не было безотчётным порывом обиженной души несчастного юноши. Моя ненависть созревала подобно отравленному плоду, питаясь моими духовными терзаниями и наливаясь ядом моих сердечных обид. Общество, подобно пресловутому Понтию Пилату, умыло руки, предоставляя