Три рэкетира. Ярослав Зуев
играл на остатках хрома некогда зеркальной облицовки, массивный кузов во многих местах тронула ржавчина. Но реликты потому и становятся реликтами, что не сдают позиций без боя. Согласно затертой поговорке, танки никогда не моют. Это не так. На самом деле танки драют, да еще как. Гораздо ближе к истине то, что танкам почти не страшна коррозия. А «Победа» со своим двухмиллиметровым корпусом, если и не танк, то нечто весьма похожее.
В былые времена, лет тридцать или сорок назад, «Победой» вполне бы мог владеть, – да что там мог, наверняка владел – некий бодрый дедуган в бежевой кепке и такого же цвета рубахе с короткими рукавами и накладными карманами по бедрам. В одной из тех рубах, что носились непременно навыпуск несколькими поколениями дедуганов, начиная с хрущевской «Оттепели» и по зарю «Перестройки» включительно. Когда вымерли, как динозавры от похолодания. К сказанному остается добавить, что безымянный дедуган мог быть кем угодно – отставником, видавшим фронт не на картинках, вышедшим на пенсию режиссером, а то и начальником средней руки, слетевшим с поста при Хрущеве, достаточно стремительно для того, чтобы не успеть сменить честно выстраданную «Победу» на более престижную «Волгу».
Только вот на дворе была весна 93-го, так что салон «Победы» занимали совершенно иные люди.
– Леха, мудак, убери обрез, пока мусора не попалили, – водитель «Победы» – молодой парень в протертом черном свитере на голое тело и засаленных донельзя джинсах, яростно махнул кулаком под самым носом соседа: – связался, блин, с клоунами…
– Не гони, козел, – ощерился с пассажирского сиденья Леха, – где ты ментов срисовал? Обкололся с утра, недоносок?
Оба говорили отрывистыми фразами, характерными для наркоманов под дозой, и были взвинчены до предела.
– Заткните хавалы, вы оба, уроды гребаные! – заорал поразительно чистым тенором третий пассажир «Победы». Он занимал заднее сиденье и голос имел, что надо. Случись карте лечь по-другому, – голосовые связки обеспечили бы ему место вокалиста в оперном театре не из последних. Случись только лечь… Но у жизни причудливое чувство юмора. Фортуна повернулась к нему спиной. Теперь он кололся, когда башли позволяли, нюхал клей, сидя на мели, и кантовался с этими отморозками, которые под кайфом друзья, а как заломает – так и зарежут за дозу.
Четвертый пассажир «Победы» в диспуте не участвовал. Это был здоровенный лысый детина с трехдневной щетиной на круглом лице дебила, и все ему было по бую. Лысый ритмично двигал верхней частью туловища: вперед-назад, вперед-назад, вперед-назад. Как меломан, увлекшийся забойным роком в наушниках. Правда, ни наушников, ни плейера, у Лысого не было.
– Я тебе сейчас самому рот членом заткну, – взвился сидящий за рулем обладатель черного свитера.
– Зеленый, поехали, мудак! – выкрикнул с правого сиденья Леха, не упускавший светофор из виду.
Сзади раздался протяжный автомобильный гудок. За первым вскоре последовал второй.
– Спешишь, сука?! – Черный Свитер рванул из джинсов видавший виды