Противники. Джон Гришэм
оявлялся в печати вследствие разнообразных махинаций, придуманных партнерами в целях развития бизнеса. Под этим названием подразумевалось, что фирма «Финли энд Фигг» возвышалась над уровнем скучной среднестатистической деятельности. Бутик мал, исключителен и специализируется в какой-то одной области. Бутик отличается высоким классом и роскошью, воплощая в себе всю «французскость» этого слова. Хозяева бутика вполне довольны его эксклюзивностью, рачительностью в работе и успешностью.
На деле же, кроме размера, ничего общего у фирмы с бутиком не было. Обманщики «Финли энд Фигг» занимались делами по возмещению ущерба – рутинной работой, которая, не требуя ни большого мастерства, ни творческого подхода, никогда не считалась в среде юристов классной или престижной. Доход у них был такой же эфемерный, как и статус. Фирма оставалась маленькой, потому партнеры не могли позволить себе расширять бизнес. Придирчивостью они отличались только потому, что никто не хотел там работать, включая самих владельцев. Расположение офиса наводило на мысли о монотонном существовании в низшей лиге. Соседство с вьетнамским массажным салоном слева и мастерской по ремонту газонокосилок справа позволяло даже не самому внимательному наблюдателю понять, что «Финли энд Фигг» не процветали. На противоположной стороне улицы располагалась другая «фирма-бутик» (ненавистные конкуренты), а за углом – еще множество юристов. На самом деле район кишел юристами; одни работали поодиночке, другие – в маленьких фирмах, третьи – в своих собственных маленьких бутиках.
«Ф энд Ф» обосновались на Престон-авеню – многолюдной улице со старыми одноэтажными домами, которые теперь переоборудовали и использовали для всякого рода коммерческой деятельности. Там были и розничные торговцы (винные магазины, химчистки, массажные салоны), и профессионалы в сфере обслуживания (юристы, стоматологи, ремонт газонокосилок), и кулинары (энчилада[1], пахлава и пицца навынос). Оскар Финли получил здание, выиграв судебный процесс двадцать лет назад. Не самый престижный адрес отчасти компенсировался удачным расположением. В двух шагах от них пересекались Престон, Бич и Тридцать восьмая улица, это гарантировало одну приличную аварию раз в неделю, а иногда и чаще. Годовые накладные расходы «Ф энд Ф» покрывались гонорарами за ведение дел по дорожно-транспортным происшествиям, которые фиксировались меньше чем в ста ярдах от них. Представители других юридических фирм, как «бутиков», так и всех прочих, часто рыскали поблизости в поисках дешевого бунгало, из которого их голодные юристы могли бы реально услышать визг шин и скрежет металла.
Поскольку в фирме состояли лишь два адвоката/партнера, разумеется, было необходимо кого-то назначить старшим, а кого-то – младшим. Старшим партнером был шестидесятидвухлетний Оскар Финли, оставшийся в живых после тридцати лет практики кулачного права, которое существует на жестоких улицах юго-западного Чикаго. Когда-то Оскар был участковым полицейским, но его отправили в отставку за любовь к проламыванию черепов. Он чуть не попал в тюрьму, но потом взялся за ум и поступил в колледж, а затем закончил юридический факультет в университете. Когда ни в одной юридической фирме его не захотели брать на работу, он занялся частной практикой и начал подавать в суд на всех, кто оказывался поблизости. Через тридцать два года ему с трудом верилось, что он потратил столько лет жизни на суды по просроченным счетам дебиторов, мелкие аварии, случаи вроде «поскользнулся и упал» и разводы без обвинений[2]. Он до сих пор состоял в браке с первой женой – жутчайшей женщиной, с которой каждый день мечтал развестись. Но не мог себе этого позволить. После тридцати двух лет юридической практики Оскар Финли в самом деле не мог позволить себе очень многого.
Младшим партнером (а Оскар имел склонность делать заявления вроде «я поручу это моему младшему партнеру», когда пытался произвести впечатление на судей и других юристов, особенно на потенциальных клиентов) был сорокапятилетний Уолли Фигг. Уолли воображал себя свирепым судебным юристом, и его хвастливые объявления обещали клиентам агрессивный подход в самых разных вариациях. «Мы сражаемся за ваши права!», и «Страховые компании нас боятся!», и «Мы говорим дело!». Такую рекламу можно было найти на скамейках в парке, в городских автобусах, программках футбольных школьных матчей и даже на телеграфных столбах, хотя это нарушало несколько постановлений. Зато партнеры не использовали два других важнейших средства рекламы – телевидение и рекламные щиты. Уолли и Оскар до сих пор спорили по этому поводу. Оскар отказывался тратить деньги – и первое, и второе стоило жутко дорого, – а Уолли не переставал надеяться, мечтая увидеть, как он сам, с лоснящимися волосами и улыбкой на лице, будет рассказывать по телевизору ужасы о страховых компаниях, обещая огромные компенсации всем пострадавшим, которым хватит ума набрать его бесплатный номер.
Хотя Оскар ни за что не стал бы тратиться и на рекламный щит, Уолли все же выбрал один. В шести кварталах от офиса, на углу Бич и Тридцать второй, высоко над дорогой, кишащей автомобилями, на крыше четырехэтажного жилого дома располагался самый великолепный рекламный щит всего центрального района Чикаго. Хоть сейчас там и красовалась реклама дешевого белья (весьма симпатичная,
Блюдо мексиканской кухни, представляющее собой тонкую лепешку из кукурузной муки, в которую завернута начинка. –
Развод в штате, имеющем либеральное бракоразводное законодательство, которое позволяет супругам разойтись без лишних формальностей и расходов.