У края бездны. Артур Самари
быть, ему удастся некоторых из них склонить к мысли отказаться от опасной идеи. При Хрущёве сделать это будет сложно, так как его поведение непредсказуемо: то добряк, то злой.
– Товарищи, что думаете об идее Никиты Сергеевича? Мне лично она кажется рискованной. А что, если американцы развяжут войну, увидев ракеты на Кубе? Они решат, что мы готовимся напасть, и первыми нанесут ядерный удар – ракеты из Турции полетят на наши города.
– Верно говорите, это большой риск, – согласился Шелепин.
– С ядерным оружием нельзя шутить: один неверный шаг – и все мы погибнем, – добавил Громыко, министр иностранных дел.
– Мы не можем знать, что в голове у Кеннеди и его военных, надо быть очень осторожными! – сказал Брежнев.
Мысли товарищей понравились Микояну, в этом вопросе они едины. И тогда он добавил:
– Мы не должны рисковать жизнью и своей страной ради маленькой Кубы, которая недавно решила строить социализм. Если погибнет СССР, то погибнет весь социалистический мир, ведь они существуют благодаря нашей армии.
И все согласились с Микояном, со старейшим коммунистом, соратником Ленина, одним из немногих, кто уцелел при Сталине.
В окне кто-то увидел, как подъехала машины генсека, и сообщил об этом. Члены политбюро приумолкли.
Хрущёв поднялся на второй этаж, и в самом начале коридора увидел профессора Берга. Генсек обрадовался:
– Вот мы и встретились еще раз, мой таинственный профессор. Я ведь Вас искал, но почему-то не смог найти.
И тут Берг перебил генсека с весьма озабоченным лицом:
– Никита Сергеевич, я по очень важному делу, нужно поговорить.
– Однако у меня сейчас важное совещание.
– Я всего на минуту, это как раз и связано с вашим совещанием.
Хрущёв на мгновение задумался, потом обратился к своему советнику, стоящему чуть позади:
– Оставьте нас одних.
Вдвоем с профессором они зашагали по красной ковровой дорожке длинного коридора.
– Сейчас я проходил у дверей Вашей приемной и услышал разговор членов Политбюро, ожидающих Вас. Даю Вам честное коммунистическое слово, что этот разговор я услышал случайно. Он касался Вас, и затеял его Микоян. Они говорили о Кубе и почему-то ругали Вас, говоря, что Вы совершаете глупость. Одним словом, они все сговорились против Вас.
Услышав это, Хрущёв от злости покраснел, взгляд его стал колючим.
– Никита Сергеевич, только не сочтите меня каким-нибудь доносчиком, я сам не люблю таких людей. Я это сделал из глубокого уважения, потому что считаю Вас великим деятелем коммунистического движения. Вы – смелый человек и не боитесь этих зажравшихся американцев.
Хрущёв успокоился и даже улыбнулся, сказав:
– Ну, Вы преувеличиваете мои заслуги! Но все равно, спасибо за поддержку.
– Оказывается, Вы очень скромный человек!
Такая лесть покорила генсека, и он крепко пожал руку профессора. Правда, Хрущёву хотелось узнать, как Берг очутился в Кремле, ведь для этого нужен спецпропуск.