Последний романтик. Тара Конклин
мать не появлялась оттуда три дня. Затем шесть. Затем четыре. Снова шесть. Время от времени она возникала, чтобы приготовить еду. Или спросить нас, как прошел день. Или вылечить разбитую коленку, обожженное солнцем плечо, сопливый нос. Но в основном она отдыхала в своей комнате с закрытой дверью, опущенными шторами, выключенным светом. В пузыре затемненной тишины, которую мы так боялись нарушить. Сколько это продолжалось? Рене потом говорила, что около трех лет. Джо оценивал ближе к двум. Став старше, мы стали называть это время Пауза, но тогда у нас не было слов, чтобы описать его. Мы делали вид, что все в порядке. «Это временно, – говорили мы себе. – Мы должны подождать, пока Нони отдохнет. Мы должны терпеливо ждать ее возвращения».
Глава 2
В то первое лето мы совсем одичали. Мы с Джо просто превратились в дикарей – грязных, исцарапанных, загорелых дочерна, с колтунами в волосах. Рене и Кэролайн старались сохранить более пристойный и взрослый вид, но и на них проступали следы приключений и общей заброшенности. В доме никогда не убирались. Мы вытаскивали, что надо, из коробок, но не разбирали их до конца. Мы играли, строили крепости и замки, которые стояли по несколько дней, а потом разрушались, когда мы играли в доме в салки, боролись или дрались. Мы спали в той же одежде, в которой ходили днем, не чистили зубы, а мылись только тогда, когда сами чувствовали запах или когда Рене стаскивала с нас одежду, заталкивала в душ и включала воду. Мы хватали еду руками прямо из холодильника или из коробок с покупками, которые посыльный из лавки на углу в Бексли, Джимми, приносил нам каждую пятницу. Еда, которую мы получали, была странной, почти испорченной – очевидно, нераспроданные остатки. Милостыня. Мы часто бывали голодны. И всегда босы.
Мы с Джо исследовали место своего нового обитания; всего шесть миль от нашего старого дома, но тут все было чужим. Другой штат, другая страна. Тут жили люди с темной кожей, татуировками и повязками на голове. Домики были маленькими, жизнь выплескивалась из окон и дверей так, как невозможно было представить в нашем старом районе. Мужчины сидели перед домами в пляжных креслах и пили из темно-коричневых бутылок. Женщины орали на детей, которые бегали голышом под брызгами поливалок. Девочка-подросток курила в открытую, пытаясь выпускать в небо кольца дыма.
Через двадцать лет Бексли превратится в престижный пригород, в нем появятся новые дорогие дома и супермаркеты, но в 1981 году это был маленький, забытый богом городишко, охваченный инфляцией и безработицей. На востоке Бексли стояла заброшенная фабрика, где когда-то производили мебель для университетов и больниц. Десятки лет назад компания привезла сюда рабочих из города и расселила в дешевые домишки, обставленные дешевой мебелью, принадлежавшей той же компании. Теперь фабрика была заброшена, как распростертый застывший осьминог со щупальцами из красного кирпича, расписанного граффити, с разбитыми окнами и высокой закопченной трубой вместо головы. Все вокруг было усеяно необработанными досками, стульями с порванной обивкой, столами с расщепленными обрубками вместо ножек.
До