В стороны света. Анатолий Жариков
щёлочи в слове «Тауэр»,
голосами в Моцартовой мелодии траура,
заплёванным местной электрички тамбуром,
резкой темой в поэтах улицы и бури.
Выдавливаешь из Чехова:
жизнь – радостная дура.
***
Вычитал нечаянно:
Горький – горько,
Чехов – печально,
Акутагава – отчаянно.
***
Спокойный Гёте,
нервный Шопенгауэр
и озабоченный Бердяев
не загоняли пулю в маузер
и не стреляли в негодяев.
Плевались словом.
***
И пишет шишки на соснах Шишкин,
пишет медведей Медведев.
И Бодлер закрывает на мир глаза
и пишет женщину, которую в мире никто не писал.
***
Вот ещё окно.
Цветаева пишет?
Самойлов курит?
***
В зеркале ангела не увидишь,
говорят, но на себя родного
утром, как после болтанки Ноя
(не брившись, не стригшись),
закартавишь на идиш,
залаешь языком Шекспира,
зафыркаешь Бодлером,
наплюёшь по-русски,
наплачешь по-украински.
И чтобы увидеть небо
широко открытыми глазами
и близко, вытрешь плевки,
поправишь скулы,
отгладишь язык,
возьмёшь бритву
и начнёшь бриться.
***
Там били женщину кнутом,
училку молодую.
Она была женой поэта
и путала Гомера с Фетом.
***
Оглядываюсь:
где Северянин?
А он в весеннем саду.
***
Улыбка Батюшкова, дурман
в остатке лета,
он лижет мятную конфекту,
он шепчет Пушкину, поэту:
–Не дай мне бог, сойти с ума…
***
Зима в руках, в глазах, в носу,
качает ветки на весу,
оркестры сдохли, только медь
воронья, мокрая на треть,
под голубыми небесами
снегурка, лошади и сани,
всё та же мать грозит в окно,
а мальчик замужем давно,
и кажется, тому он рад,
зима, деревня, Александр.
***
Данте писал комедию.
Шестидесятники писали
о шестидесятых.
***
Снег идёт, как грузовик с откоса,
как пишет Пушкин –
стремительно просто.
И падает дождь безмерно и даром,
как пишет Марина –
перпендикулярно.
Позднее замечание
Когда б вы знали, как у Сологуба
беру стихи, не ведая стыда,
как повторяли этот мусор губы,
и Муза мне шептала: «Не беда,
у Фёдора таких полно в запасе,
на Фета штрассе…»
В доме Ф.Сологуба
Здесь небо моё, моя лютня,
свеча, под которой всё видно,
зачем же на улицу к людям
из тёмного дома я выйду?
Здесь старые книги и вздохи
и платья шептаний много,
и