Два брата. Бен Элтон
брат, не услышал. Ты сказал, что любишь меня и всегда будешь любить. Ты обещал, что мы еще увидимся. Ты сдержишь обещание? Конечно, теперь мы чужие. Но ты приедешь? Может быть, вместе мы сумеем улыбнуться над полузабытым счастьем из другой жизни и другого времени. Все ждут Моисея.
Последняя строчка. Все ждут Моисея.
Его мать так говорила. В первый год кошмара. В 1933-м. Те, кто к ней приходил, просили о выходе. Ведь она врач, а врачи умеют ответить на любой вопрос. Даже как получить выездную визу. Но при всем ее уме и сострадании доктор Штенгель этого не знала. Она лишь улыбалась и ласково шептала: Все ждут Моисея. Надеются, что он выведет народ из Египта. В первый год она говорила это часто, затем реже, а потом и вовсе перестала.
Значит, у Дагмар опять свой Египет.
И теперь Моисей ее не подведет.
Бешеные деньги
Берлин, 1923 г.
На толстом синем английском ковре, доставшемся от родителей Вольфганга, играли Пауль и Отто, а Фрида за письменным столиком разбиралась в семейном бюджете. Взгляд ее задержался на одной банкноте, и вдруг она платком промокнула глаза.
Мальчиков, еще полагавших плач исключительно своей прерогативой, материнские слезы застали врасплох, и они прекратили игру.
– Мама, не плачь, – хныкнул Отто.
– Я не плачу, милый. Просто ресничка в глаз попала.
Фрида высморкалась, и мальчики отвлеклись на дела поважнее: под шумок Пауль спер из крепости Отто парапет, пристроив его в собственную фортификацию. Пауль, обладатель глубоко посаженных темных задумчивых глаз, отличался большей дальновидностью, а Отто, отнюдь не дурак, – необузданной импульсивностью, которая сейчас проявилась мгновенно и яростно. Пухлый кулачок его съездил Пауля по башке, от чего моментально вспыхнула драка, конец которой положил Вольфганг: выскочив из спальни (где отсыпался после ночного концерта), водой из игрушечного пистолета он облил кучу-малу из молотящих и лягающихся рук и ног. Однажды в парке он обучился этому приему у человека, разводившего собак.
– Собачью свару я разливаю водой, – сказал заводчик. – Доходит быстро.
Вольфганг решил, что у его драчливых трехлеток можно выработать тот же условный рефлекс.
– Пока они лишь дикие зверята, – увещевал он Фриду – она возражала против того, чтобы ее детей дрессировали как собак. – Согласись, метод работает.
– Ничего он не работает. Им просто забавно.
– Все равно, смех лучше ора.
Сейчас, утихомирив близнецов, Вольфганг заметил женины покрасневшие глаза.
– Что случилось, Фредди? – спросил он. – Ты плакала?
Вольфганг подсел к жене на винтовой табурет от пианино.
– Не надо, маленькая. Я понимаю, времена нелегкие, но мы же справляемся, правда?
Фрида не ответила, только протянула ему купюру в десять миллионов марок, которая оказалась в сдаче за давешнюю покупку литра молока.
На банкноте виднелась грустная надпись ученическим почерком: «Вот за эту бумажку я продала свою невинность».
Вольфганг