Былой Петербург: проза будней и поэзия праздника. Альбин Конечный
двухэтажный домик берг-гешворена Гребенкина. Вверху была аптека с разноцветными (по обычаю) шарами, а низ занимался веселым и народному сердцу милым капернаумом, попросту кабаком»570.
«Трактиры в столице имеют громадное значение в быте населения, – писала газета в 1892 году, – посетителями трактиров является 1/6 населения, т. е. 150–160 тысяч, состоящая из торговцев, ремесленников, различных служащих, рабочих. <…> Трактиров же, за исключением первоклассных ресторанов, насчитывается в Петербурге около 600». Газета напоминала владельцам заведений, которые увлечены прежде всего продажей крепких напитков, что, согласно Положению 1861 года, «назначение трактиров – именно кушанье и что они могут держать спиртные напитки как приватно к кушанью»571.
Журналист Николай Животов, специально проработавший неделю официантом, в очерке «Среди шестерок» сообщал, что в 1895 году в городе было «644 трактирных заведений», из них «местных трактиров до двухсот и все они группируются около фабрик, заводов, рынков, присутственных мест, казенных учреждений и, вообще, в людных местах»572. Как отметил Животов, для ресторана «надо нанять дорогое помещение, чуть не целый этаж дома на бойком месте, непременно фасадом на улицу, с подъездами и приличными антре573; надо омеблировать все комнаты, поставить мягкую мебель, зеркала, портьеры. Наконец, надо купить права (по старому положению), которые одно время доходили в цене до пяти, десяти тысяч рублей»574. Что касается трактирной прислуги, то, по наблюдению Животова, «чаще всего официанты – татары, французы, немцы и реже – петербуржцы; ярославцы официантами почти не встречаются, многие из них имеют кругленькие состояния». Он отмечает, что ярославцы «умеют отлично служить», «обладают особым тактом и чутьем» в распознании посетителя и быстро становятся буфетчиками или владельцами трактиров575.
В конце XIX – начале XX века «ресторанная жизнь» достигла своего апогея.
В ресторане «Кюба» (Большая Морская улица, угол Кирпичного переулка) «за завтраками и обедами можно было встретить весь именитый, родовитый и денежный Петербург, тогда пиры и оргии чередовались ежедневно и не было ни одного провинциала, попавшего в столицу, который не мечтал бы позавтракать „у Кюба“ и глазком взглянуть, что там делалось по вечерам»576,577. У «Кюба» постоянно устраивались банкеты поклонников балета, который «к началу двадцатого века сделался любимейшим развлечением не только большого света, но и широкой публики всех слоев»578. Были любимые рестораны и у военных579.
Вошли в моду и ночные рестораны. Рассказывая о «ресторанной жизни» Петербурга начала XX века, Владимир Крымов утверждал: «Серьезные люди уверяли, что дела можно делать в России только в ресторане. <…> И шли в самое занятое время в ресторан. <…> У Кюба, у „Медведя“, у Донона580, – проводили полжизни»
570
571
Трактирная реформа // Петербургский листок. 1892. 26 мар.
572
573
Антре (от
574
Там же. С. 35.
575
Там же. С. 18–19.
576
577
Ресторан «знаменитого повара» Жан-Пьера Кюба до 1886 года принадлежал «французскому ресторатору Борелю»; в начале XIX века на этом месте находился «любимейший петербургской золотой молодежью ресторан „Мыс Доброй Надежды“» (
578
579
На Васильевском острове, «недалеко от казарм, по 6-ой Линии, у Николаевского моста, был довольно сомнительный ресторанчик под названием „Золотой якорь“. Содержала его, в мое время, купчиха Аделаида Николаевна Орлова. Существовал он уже много десятков лет, и о нем упоминал в своих „Записках“ П. А. Федотов, знаменитый академик-художник 1830‐х годов прошлого столетия, офицер нашего полка. Публика в нем бывала серенькая, обстановка не блистала ни богатством, ни изяществом. Но помню, нигде и никогда не едал я таких вкусных, жареных в сметане, порционных карасей – как в „Золотом якоре“! Не довольствуясь отличной кухней Офицерского собрания, не прочь бывали мы пообедать или поужинать у Кюба, Контана, „Медведя“, Донона, Эрнеста; позавтракать в „Отель де Франс“. Но должен сознаться, не забывался нами и наш сосед, исторический для полка – „Золотой якорь“, где любителя вкусно поесть привлекали рассольник и караси в сметане. Умели там в меру („чрезмерно“) захолодить и графинчик водки» (
580
В 1897 году в протоколе обследования медицинской полиции отмечалось, что к первоклассным ресторанам относятся «Донон» и «Медведь». При «Дононе» имеется «сад, в котором находятся одно- и двухэтажные беседки и открытые павильоны, где летом публика обедает и отдыхает на открытом воздухе. В левом боковом флигеле устроено 11 отдельных кабинетов, 2 зала на 70 человек и один двухсветный большой зал с хорами на 100 человек. Все столовые и кабинеты прекрасно отделаны, с бархатной мебелью, коврами, картинами, зеркалами, бронзой, люстрами и прочее. <…> Все помещения ресторана освещаются электричеством» (Город С.-Петербург с точки зрения медицинской полиции. СПб., 1897. С. 159).
Ресторан «Медведь» «занимает весь первый этаж и подвал, выходящие на Большую Конюшенную и на набережную Мойки». В столовой «бассейн с гротами для живой рыбы». Кроме столовой (на двадцать столов) еще три больших зала. Первый зал на триста персон «служит для устройства балов и вечеров», при зале «зимний сад с большими венецианскими стеклами». «При ресторане еще пять богато меблированных кабинетов с каминами». Освещается ресторан электричеством (Там же. С. 160–161).