Волчье логово. Джон Уаймен
мое сжалось при этом воспоминании. Но ненадолго. Он все таки уехал или собирался уехать. Мы оставались неподвижны, устремив глаза по направлению маленькой кавалькады из семи всадников, двигавшейся к северу по белой дороге, и продолжая следить за ними, перекидываясь временами словом другим, пока наконец движение их не замедлилось, и они не стали подниматься по крутой горной дороге в Кагор, а затем и в Париж.
С радостными возгласами – с Круазетом во главе, мы бросились через террасу и двор в одну из внутренних комнат замка, куда вбежали, едва переводя дух.
– Он удрал! – закричал громко Круазет.
– Он поехал в Париж, и пусть его преследуют всякие неудачи!
При этом мы подбросили в воздух шляпы и испустили торжествующий вопль, но ожидаемой поддержки со стороны присутствующих дам не последовало. Когда мы подняли упавшие шляпы и посмотрели несколько сконфуженно на Катерину, она, вся бледная, глядела на нас полными презрения глазами.
– Глупые вы, глупые, – только и сказала она.
Этого было достаточно, чтобы уничтожить меня. Я ожидал, что лицо ее прояснится при нашем известии, но вместо того, оно носило незнакомое мне доселе выражение. Эта добрая, кроткая Катерина назвала нас дураками! И безо всякой к тому причины! Я ничего не мог тут понять и в своем смятении обратился к Круазету. Он же смотрел на Катерину испуганными глазами, а мадам Клод вообще плакала тихонько в своем углу. Меня охватило тяжелое предчувствие предстоящей беды.
– Глупые, – повторила наша кузина с горечью в голосе, нервно ударяя носком башмачка по паркету. – Уж не думаете ли вы, что он мог унизиться до мщения вам? Или, что он мог бы повредить мне, оставшись здесь, на одну сотую долю против того как… – тут она остановилась, как будто не находя слов для выражения своего презрения.
– О! Он мужчина! Он понимает! – воскликнула она, гордо поднимая голову. – А вы что – мальчишки! Разве вы можете это понять!
Я смотрел, пораженный, на эту разгневанную маленькую женщину. Трудно было представить, что это наша кузина. А Круазет, сделав шаг вперед тем временем, поднял что-то белое, валявшееся у ее ног.
– Да, прочтите это! – воскликнула она. – Прочтите! О! – и она с таким безудержным гневом ударила своей рукой по столу, что кровь показалась у нее на пальцах.
– Зачем вы не убили его? Зачем вы не пользовались случаем? Ведь вас было трое против одного! – почти шипела она.
– Он был в вашей власти! Вы могли убить его, но не сделали этого! Теперь он убьет меня!
Мадам Клод в это время тихим голосом произносила имя Павана, призывая всех святых.
Через плечо Круазета я прочитал письмо. Оно начиналось так, без всякого обращения: «У меня есть неотлагательное дело в Париже, мадемуазель, касающееся столько же вас, как и меня: я должен увидеть Павана. Он отдал вам свое сердце. Оно принадлежит вам, и я доставлю его вам по принадлежности. Или его правую руку, которую он также отдал вам… В этом я ручаюсь своим словом».
Письмо было без подписи,