Метафизика Петербурга. Немецкий дух. Дмитрий Леонидович Спивак
летом 1471 года, и нанесла его войску страшное поражение в битве на реке Шелони. Обстоятельства летней кампании добавили страха жителям Новгорода. Они привыкли, что болота и топи издревле обороняли город, и вообще дружили с водой. Вспомним сказание о Невской битве летом 1240 года, и о Гавриле Олексиче, свергнутом в реку вместе с конем, но тут же выплывшем, чтобы схватиться с самим шведским военачальником.
Теперь дела шли совсем по-другому. От мая до сентября на землю не выпало ни капли дождя, так что войско москвичей не только легко шло, где хотело, но и тянуло свои тяжелые обозы. Что же касалось «дружбы с водой», то идя в атаку утром четырнадцатого июля 1471 года, москвичи все, как один, побросались с конями в воды Шелони – с крутого берега, на глубоком месте – и ни один не утонул. Новгородцы, напротив, вязли в болотной тине и тонули в реке, как дети малые. Положительно, лицо «владыки вод», до того дружественно расположенного к жителям Новгорода, теперь отвернулось от них.
В страхе перед Москвой, новгородские бояре готовы были предаться вместе со своим городом не то, что иноземцам или иноверцам, но даже, как говорится, хоть черту в ступе. Как помнит читатель, незадолго до московского нашествия они направили в соседнюю Литву послов с просьбой о протекторате, получили на то полное согласие и подписали формальное соглашение с «честным королем» Казимиром, приняв от него в воеводы князя Михаила Олельковича.
Менее известно то, что летом 1471 года новгородцы обратились с просьбой о помощи и союзе также к ливонцам, и она встретила вполне доброжелательный прием. Магистр Ливонского ордена Вольтус фон Герзе писал по этому поводу Великому магистру Ордена:
«Мы думаем, что для блага нашего Ордена и Ливонии не следует оставлять их без помощи, ибо если Новгород будет покорен московским королем и псковичами, и покорен таким образом, что московский король станет, да хранит Бог от этого, неограниченным господином Новгорода, тогда … господину рижскому архиепископу, господину епископу дерптскому и нашему Ордену в Ливонии воды и земли, которые псковичи у нас отняли во время доброго мира и до сих пор удерживают за собой, не только никогда не возвратить, но нам следует ожидать все больших нападений и притеснений»[85].
Можно предположить, что если бы Орден выступил единым фронтом с Литвой, быстро послал бы на помощь Новгороду свои лучшие силы, выписал из Германии буйных ландскнехтов, наводивших в те годы ужас на Европу[86] – судьба повернулась бы иначе. Скорее всего, дальние волости Новгорода в любом случае были бы присоединены к Москве. Однако основная территория, пусть даже в усеченном виде – в пределах рек Наровы и Великой на западе, Волхова и Ловати на востоке, и Невы или Вуоксы на севере – имела достаточно большие шансы ускользнуть из московских рук, и пуститься в самостоятельное плавание по водам европейской политики, рука об руку с ливонским соседом, несмотря на большие, однако в конце концов преодолимые различия в языке и вере.
Ливонцы действовали
Здесь и ниже продолжаем цитировать ливонские документы по кн.: Казакова Н.А. Русско-ливонские и русско-ганзейские отношения. Конец XIV – начало XVI в. М.-Л., 1975, с. 145–146. Под землями, отнятыми у ливонцев "во время доброго мира", следует понимать территории, расположенные на юг от Псковского озера.
"Сам дьявол больше не пускает их в ад" (потому что боится ландскнехтов, устроивших погром и в аду). Так читалась одна из строк писателя XVI века Ганса Сакса, ставшая у немцев пословицей – Der Teuffel lest keyn Lantzknecht mehr in die Helle faren… Вероятно, возникшая у читателя ассоциация имени Сакса с героем вагнеровских "Мейстерзингеров" совершенно оправдана.