Калика перехожий. Александр Забусов
государство, стоявшее в известной мере над крестьянскими мирами-вервями местного коренного населения. Когда-то каждый погост, каждый узел государственной сети был связан с соседними становищами, а все погосты в целом представляли собой живую связь столицы с отдаленными окраинами. Гонцы из стольных градов могли получать в каждом погосте свежих коней, чтобы быстро доехать до следующего погоста, иные вести передавались от погоста к погосту самими их жителями, лучше гонцов знающими дороги, местные топи и гати. Ежегодные набеги печенегов на южные рубежи государства сильно порушили эти связи, ослабили их. Даже количество смердов уменьшилось. Смерды – это не все крестьянское население, а определенная часть его, близко связанная с княжеским доменом, подчиненная непосредственно князю, в какой-то мере защищаемая им и обязанная нести определенные повинности в пользу его. Смерды платили дань. Наиболее почетной их обязанностью была военная служба в княжеской коннице, ставившая смердов на одну ступень выше обыкновенных крестьян-общинников. Смерды пахали землю, проживали в селах, а приписаны были к погостам.
Погостный боярин Михайло Твердиславович проснулся рано. Мало того что поздно лег, так еще и спал погано. Не давало покоя боярину состояние души, с коим приехал два дни тому из Переяслава.
Ох, и попинала ему великая княгиня на его нерадивую службу в пограничье. Ругала, мол, не проявляет он бережения к доверенной ему вотчине. И тати по дорогам ватагами ходють! До чего дело дошло, что в самом Киеве про атамана Мизгиря каждый ведает, словно он князь какой. А что он сделает, ежели этого самого Мизгиря никто в лицо не видал. Кто видел, тот уж давно мертв. Ни старого, ни малого не пожалеет разбойник, изувер, висельник. Прости, Господи! Вот и по поводу веры попеняла княгиня Ольга. Баит, с языческими колдунами боярин борьбу не ведет. А столичные чернецы, греки, те и рады масла в огонь подлить, жалуются, что на церкву мало подают. Он что, силой заставит? Людишки обнищали, так в надежде на лучшую долю не токмо в церковь ходят молиться, еще и к родовым богам обращаются, к волхвам за советом бегают, здоровье у знахарок поправляют. Как быть, ежели он и сам в дороге спиной маялся? На жаре вспотел, а ветерком и проняло! Не к попу же бечь? У того ответ известен: «Смирись, Бог каждому за грехи воздает!» Так что он терпеть будет? Ну и позвали по его приказу бабку Дарицу. Так вот беда! Как он ее, патлатый черт, только углядел? Господи, прости мя грешного! Не к добру нечистого вспомнил! Так вот углядел же. Пришел в своей длиннополой рясе с попреками. Теперь и спина болит, и бабку не ко времени прогнали, и чернец надулся, обиду затаил. Чего доброго накатает опять столичным воронам жалобу на него.
– Любава! – позвал ключницу, стоя в светлице. – Любава! Где тя носит с ранья?
Жену и двух дочерей на выданье оставил в Переяславе, в приграничных областях неоткуда было женихам взяться, а так, может, чего и сладится. Его Добрава женщина с характером, дом и дворню держала железной рукой,