Звукотворение. Роман-мечта. Том 2. Н. Н. Храмов
что-то невидимое, трепетное, дающее знать о себе крохотными покалываниями сердечными, глубинными из неведомого произрастания толчками… Почему-то отчётливо подумалось в минуты отрешённости долгожданной, что если бы появилось музыкальное произведение, вобравшее в ткань свою всю историю человечества, скорбей и взлётов, радостей и страданий, страхов, надежд, противоречий и смут людских, то он, Бородин, сумел бы исполнить звукотворение сие необычно – мужественно, мудро, с колокольной яростью и ослепительным накалом… Он исполнил бы просто потрясающе тот несозданный до сих пор шедевр – в память о Наташе… Наташеньке…
Солнышко продолжало тем временем сугревно обнимати щёки… подбородок… лоб…
Слова, давно и недавно (а что такое вообще – течение времени? Ход мыслей, фон?!] ЕЮ произнесённые, начали всплывать на поверхность бренного прозябания (так двойнику внутреннему не могло не казаться!] Бородина не иначе как под воздействием теплоносного света немеркнущего, света, идущего от запечатлённого навеки образа любимой, и слова эти озаряли, возрождали всё лучшее в Сергее Павловиче. Слова! Одинаковые, одни и те же, об одном и том же, почему будоражат чувства, вызывают дрожь, слёзы, смех, раскаяние? Отчего люди не могут привыкнуть к ним настолько, чтобы относиться к букворождённым нейтрально, спокойно? Не от того ли, что важны не сами по себе, а энергетикой того, кому принадлежат, кем посланы в полёт, на помощь, если хотите – на беду?! (А может быть, они, слова эти, являются ключом неким к закоулкам глубинным родовой памяти нашей и пробуждают древние, как жизни древо, ассоциации о забытых истинах, что ИЗ ТИНЫ минувшего…] Наташины слова, ровные, продуманные, звучали с материнской прозорливостью, озабоченностью, она больше беспокоилась о нём, о Сергее, чем о себе. Только сейчас, здесь, на могилке её скромной, понял он, что каждым последующим словом своим, взглядом, жестом и прикосновением она просила его простить её за мысль остаться вечными любовниками, сохранив друг для друга лучшие качества души, – мысль, которую когда-то высказала в ответ на его предложение руки и сердца. Вспоминая слова её, обыкновеннейшие самые, самые простые, он вспоминал и тон, каким произносились они, и выражение лица, прежде всего – глаз, то лихорадочно горящих, то измученных негой, то страдающих безмерно… песенно… Её милых очей!!
«…когда тебе особенно плохо, старайся приносить людям, хотя бы кому-нибудь одному, больше радости, добра, счастья – говорила она – увидишь, что сразу и тебе станет легче, всё волшебным образом переиначится, приобретёт знак плюс».
«…когда невыносимо ждать, не на что элементарно отвлечься, ничто не впрок, думай о том, что и мне плохо, слышишь, родной! Плохо, очень плохо, а ведь я женщина и это вовсе не означает, что выносливее, мужественней тебя. Отнюдь, хотя последнее время именно подобную чушь начинают насаждать в иные умы и сердца!»
«…веди дневник. Записывай туда самое сокровенное, тайное… При очередной нашей встрече мы обменяемся