Москва – Таллинн. Беспошлинно. Елена Селестин
Даже с уксусом кипятит.
– Не надо беспокоиться, Витал, за мой позвоночник. Подумай о своем, чрезмерно гнущемся. У рыб, чтоб ты знал, на костях никогда – ничего – не нарастает. И не смей сравнивать меня со своим чайником! Фильтр купи нормальный и фильтруй воду.
– Я-то куплю, вообще куплю два новых чайника. Ты вот – на что семью кормить будешь?
– По субботам экскурсии, – она приподнялась на носках, чтобы дотянуться до сумки, которую Витал продолжал держать на вытянутой вверх руке. Но ее роста оказалось недостаточно. – У меня есть муж, если ты помнишь, Лариса подпрыгнула как могла высоко, но сумку ухватить не сумела.
– Ага, муж… На одни русские экскурсии не прокормишься. Ходит всего один поезд: Москва-Таллинн, Таллинн-Москва, туда-сюда, туда-сюда, чу-чу-чу, Витал запыхтел паровозиком, бегая по комнате.
– Отдай, а то обижусь.
– Если бы ты знала, сколько женщин обижены на меня.
Подскочив еще раз, Лариса выхватила сумку и стала собирать вещи.
– Это моя ручка или твоя?
– Моя ручка. И мой карандаш. Ларис, не уходи вот так, прошу. Хочу работать с тобой, пить кофе из одного стакана…
– Кофе пьют из чашки. Не будем пить из одного стакана не воду мы…
– Не поцелуемся мы утром рано.
– Вот именно – не поцелуемся. Не поругаемся мы утром рано! Букетик хотя бы мой?
– Давай поругаемся. Ты истеричка, Ларис, менталитет у тебя подростковый.
Инфантильный менталитет.
– Сам дурак, – грустно сказала она. – Менталитет ему мой не нравится! Может, в сто раз получше твоего.
– Мне будет плоховато без тебя.
– Мне тоже.
– И поцеловать, пока еще утро?
– Обойдешься.
«Я была с ним груба, он этого не заслужил. Столько лет работали вместе, здорово, когда можно разговаривать, ходить пить кофе, обедать и работать. Романа не было, было состояние предвлюбленности, которое лучше, чем роман, поскольку может и не заканчиваться. Оно не способно никого обидеть, хотя в любой момент может начать развиваться, от единого прикосновения. Было все здорово, и теперь закончилось, – оттого, что я плохо говорю по-эстонски. У меня затвердели хрящи, он прав. Мне трудно меняться, и вот я сбежала, обидев единственного друга. Напоследок даже не заняла у Витала денег, а ведь собиралась».
Лариса смотрела в сторону работающего телевизора, переключала программы и жевала хлеб, запивая его пивом. Собака сидела рядом, следила за каждым её движением. Повинуясь гипнотическому импульсу, Лариса протягивала пекинесу шарики из хлеба. Мякиш прилипал к редким зубам пекинеса, он наклонял голову, стараясь жевать тщательно, показывая, что для него хлеб – тоже пища. Пива Ларисе не хотелось, а хотелось, чтобы зазвонил телефон. Виллик звонко тявкнул, напугав хозяйку, – просил еще. Можно позвонить Виталу, сказать что-нибудь ласковое, возможно, он даже обрадуется ее звонку. Но гораздо лучше, если Витал позвонит сам. Лариса отвернулась от телевизора, чтобы вымыть стакан, услышала текст рекламы: «Препарат эффективно устранит