Бессонница в аду. Лариса Васильева
же тебе лет?
– Сорок пять…
– Господи, да у тебя даже не хватило ума вовремя заняться собой! Тебе же на вид пятьдесят пять! Настоящие женщины так не опускаются! Вон Гурченко, сколько ей? Семьдесят? А как она выглядит, молодых девчонок могла бы играть!
Мария отвернулась к окну. Что тут можно сказать? Объяснять, что ее брак не раз был на грани развала, и что она прилагала столько сил, чтобы сохранить его, а платила за это своими нервами, ранними морщинками? Что родители мужа болели по очереди, и ей пришлось ухаживать за ними, а они, к тому же, все время жаловались сыну на плохой уход? Она из кожи лезла, пытаясь им угодить, возилась с ними, а ее мать в это время тихо угасла, без всяких жалоб, и Мария до сих пор винила себя за то, что проглядела, не заставила ее вовремя лечиться… Да и сама она в последние годы вдруг начала без конца болеть… Когда столько несчастий сразу сваливается на человека, вряд ли у него остаются желание и силы заниматься своей внешностью. Хотя есть у нее знакомая, та все выдержала… Что поделаешь, она не такая, ну не борец, не смогла противостоять ударам судьбы. Да, выгляди она сейчас моложе, ее бы небось не взяли сюда с такой целью…
В отражении на стекле она увидела, что этот неприятный человек все так же злобно смотрит на нее. И почему он ей показался в первый момент таким красивым? Набросился, как коршун…
– Ну что, нечего сказать, клуша? – и совершенно не в тему, продолжил: – Как от бессонницы избавиться, не знаешь?
– Молоко горячее помогает…
– Пойди, нагрей, – распорядился он, и вдруг добавил: – И себе тоже. Вон там кухня, если закрыта – ключ вверху, пошарь над дверью.
Судя по выражению его лица, сейчас было лучше не спорить, она почувствовала: в случае неповиновения можно ожидать чего угодно – еще один удар плетью или кулаком или он вообще убьет ее… И Мария пошла, какой смысл вставать в позу, отказываться выполнять его распоряжения, ускорять свою смерть, если ей и так осталось жить немного? Если уж с красавицей Ритой так обошлись, то ей и вовсе нельзя надеяться на человеческое отношение.
На кухне она увидела громадный двухстворчатый холодильник, он оказался буквально забит свертками, пакетами и мисками с продуктами. Но пакетов с молоком что-то в нем не было. На средней полке, прямо перед ней, стоял керамический кувшин. Мария заглянула – молоко. Надо же, в кувшине хранят, что за странная прихоть – переливать молоко из пакетов в кувшин? Разыскала небольшую кастрюлю, налила в нее на глазок пару стаканов и поставила на плиту. Потом нашла две большие фарфоровые кружки и с горячим молоком вернулась в холл. Шеф сидел снаружи у распахнутой двери и трепал холку большой сторожевой собаки. Овчарка злобно ощерилась, увидев Машу. Выражение собачьей морды сильно напоминало выражение лица ее хозяина. Мария вдруг испугалась, она подумала: сейчас этот придурок натравит псину на нее, просто так, от скуки.
– Спокойно, Рекс, спокойно, свои.
Хан поднялся, оттолкнул собаку, закрыл