Перекресток. Павел Анатольевич Забродин
сделали свое дело – ели без аппетита.
Егор, наскоро съев свой кусок пирога, торопливо запил его квасом и отказавшись от добавки, настойчиво предлагаемой теткой Марьей, поблагодарив за хлеб-соль начал прощаться с хозяевами. Тетка Марья чуть не силой заставила его взять аккуратно завернутый в холстину здоровенный кусок пирога и десяток вареных яиц, запихнув их в котомку Егора. Еще раз поблагодарив хлебосольных хозяев, Егор быстрыми шагами направился в сторону дома, в котором жила Маринка, а Верный, уже давно расправившийся с остатками щей, так заботливо предложенными теткой Марьей, затрусил следом.
– Вот ведь сиротинушка, – вздохнула тетка Марья и, отвесив подзатыльник Степке, который, не донеся кусок пирога до рта, развалил его по столу, начала прибирать посуду.
Пройдя некоторое расстояние до дома Маринки, Егор остановился и задумался. Солнце, хотя уже и клонилось к закату, но было еще достаточно высоко, а значит Маринка, следовало ожидать, занята делами по дому. Да и скотину с пастбища еще не пригнали, так что вряд тетка Дарья отпустит Маринку в ближайшее время.
Еще раз поразмыслив, Егор развернулся и через проулки и огороды скорым шагом пошел к своей избушке, одиноко стоявшей на краю деревни.
Избушка Егора представляла собой тот вид жилья, в котором по всем народным представлениям живут знахари и ведуны – покосившаяся избушка на курьих ножках. Курьих ножек, правда, не было, но покосилась она изрядно. Ветхая, с почерневшей соломенной крышей, но аккуратно обмазанная и тщательно выбеленная, она, казалось, была придавлена к земле и чудом не разваливалась под невидимым гнетом. Внутри избы все было чисто выскоблено и вымыто, а небольшая печь тщательно обмазана глиной и побелена. Даже глинобитный пол был вымыт со всем старанием, которое только могли приложить мужские руки. Но места в избе совсем не было – кругом висели пучки трав, связки кореньев и стояли в оплетенных бутылях какие-то крепко пахнущие даже через пробку настои. Все это, на первый взгляд, беспорядочно разброшенное, развешенное, расставленное, тем не менее, содержалось в строгом порядке и не было ни одной травинки или корешка, который оказался бы здесь случайно или по ошибке. Все было на учете у бережливого хозяина и он в любой момент мог сказать, что где находиться в этой кажущейся неразберихе и для каких целей им припасено.
Сам Егор спокойно относился к густому запаху трав, кореньев и настоев, наполнявшему тесное помещение избы, но Верный не разделял отношения хозяина к травкам и корешкам и, оставаясь при своем мнении, в избу не входил, а спал во дворе в такой же покосившейся, как сама изба, конуре.
Жил Егор один, но раз за разом к нему приходили жители деревни, а иной раз и специально приезжали из соседних деревень – брали травки, настои, высушенные и растертые корешки или просто советовались. В благодарность оставляли Егору небольшие подарки в туго завязанных узелках. Кто-то приносил дюжину яиц, кто-то крынку с маслом, а кто-то краюху хлеба – денег Егор не брал и платы не просил, помогая приходящим бескорыстно