Секрет каллиграфа. Рафик Шами
квартирку во Дворе милосердия, Салман уже лежал, завернутый в старые платки. От повитухи пахло водкой. Заплетающимся языком она сообщила Файзе радостную новость: у Фарахов родилась чудесная девочка. Потом, бросив взгляд на Салмана и его мать, еще раз прокряхтела Файзе на ухо: «Кошки так просто не умирают» – и, пошатываясь, удалилась.
На следующий день каждый из жителей переулка получил в подарок по фарфоровой миске с розовыми конфетками из засахаренного миндаля. Все молились о здоровье и счастье новорожденной дочери Фарахов Виктории. Супруги якобы долго не могли прийти к согласию по поводу имени ребенка и в конце концов согласились на вариант, предложенный повитухой. Угощение также запомнилось, и еще много лет спустя люди называли девочку Виктория Засахаренный Миндаль. На рождение ее братьев Георга и Эдварда отец уже не дарил соседям никаких сладостей, вероятно, потому, что в переулке пронесся слух о связи жены Фараха с его младшим братом. Злым языкам не давал покоя тот факт, что оба мальчика сразу после рождения обнаружили поразительное сходство с дядей, бравым золотых дел мастером, и так же, как он, косили.
Но это случилось позже.
Мать Салмана не умерла при родах, однако несколько недель пролежала в горячке, а когда очнулась, не на шутку испугала домашних. Женщина то выла, как собака, то смеялась без причины, то бросалась в слезы. Лишь когда к ней подносили сына, она успокаивалась. «Салман, Салман, он Салман», – повторяла она, имея в виду, что младенец получился здоровым и спокойным. И вскоре окружающие стали звать мальчика Салман[4].
Отец, бедный слесарь, сразу возненавидел ребенка, из-за которого его жена потеряла рассудок. В конце концов он запил. От дешевой водки отец Салмана делался злым, в противоположность мужу Файзы Камилю, полицейскому, который, нализавшись, всегда орал песни, пусть ужасным голосом, зато в прекрасном настроении. Камиль утверждал, что каждые сто граммов арака избавляют его от килограмма смущения, а после нескольких стаканов он становится беззаботным, как соловей. Файзе нравилось пение мужа, хоть и фальшивое, зато исполненное поистине пламенной страсти. Иногда она даже подпевала ему. Салману их дуэт казался странным. Как будто ангел, нанявшись свинопасом, решил подпевать хрюканью своих подопечных.
Шимон, зеленщик из евреев, тоже много пил. Однако утверждал, что он никакой не пьяница, а последователь Сизифа. Ему невыносим вид полного стакана, поэтому он немедленно опорожняет его. А потом вид пустого стакана навевает на него меланхолию. Дом Шимона был первый справа от Двора милосердия. Он стоял на пересечении Аббара с Еврейским переулком. Из окон его террасы на втором этаже хорошо просматривалась квартира Салмана.
Шимон напивался до беспамятства каждую ночь, беспрестанно смеялся и рассказывал разные неприличные истории, в то время как в трезвом состоянии всегда бывал угрюм и малообщителен. Говорили, что днем он постоянно молится, потому что его мучает совесть за ночные выходки.
И только отца
Салман – по-арабски «мирный», «тихий».