Грабители. Алекс Орлов
не курю.
– Это хорошо – здоровье прежде всего.
– Если не Конфин, то что? – спросил Жак, ожидая, что полковник снова его обругает.
Однако тот лишь пожал плечами и сплюнул себе под ноги.
– Вот это нам и предстоит узнать. Нам еще повезло, что не все полегли с первого раза, а вот Пятьдесят второму егерскому и тем парням, что выскочили на нас ночью, повезло меньше.
– Они тоже откуда-то переместились?
– Я так думаю.
– И нет возможности вернуться?
– Никакой. Скорее всего, мы заброшены так далеко, что трудно даже представить. Миллиарды световых лет или даже больше… Теперь попытаемся выжить здесь.
– Но у меня на Фалконе остались родители! – воскликнул Монро.
– А у меня жена и трое детей. Младшей дочке – восемь лет.
– Невероятно, – покачал головой Жак. – А все из-за того, что мы стали грабить их могилы.
– Их?
– Ну да. Мы стали грабить могилы древних, да и не только мы, но и всякая другая сволочь, – с отчаянием в голосе произнес Жак. – На Конфине, в мире, где жили те, с лягушачьими головами… А они нас р-раз – и столкнули лбами… И теперь все воры лупят друг друга… Что ни говори, а это самое лучшее наказание… Самое лучшее.
– Прекрати истерику! – резко произнес Вильямс и, схватив Жака за плечи, крепко встряхнул.
– Извините, сэр, – выдохнул Жак и всхлипнул. – Просто не думал, что придется попасть в чистилище живьем.
– Надеюсь, это еще не чистилище.
Наконец Жак взял себя в руки, поправил автомат, подтянул бронежилет и сказал:
– Ну все, сэр, я готов идти дальше.
20
Начальник финансового отдела Имперского торгового агентства последний раз пробежался глазами по цифрам и отбросил документ в сторону.
«Проблемы, проблемы, проблемы. Каждый день приносит новые проблемы», – мысленно сокрушался он, помешивая ложечкой остывший кофе.
– Зельда, замени мне кофе, этот совсем остыл! – обратился он к секретарше и в ожидании горячего напитка поразмышлял еще, а когда заметил, что кофе все еще не заменили, рявкнул, как бешеный буйвол: – Зельда, твою мать! Тварь! Без работы! На улицу…
И тут до мистера Харченко дошло, что его вопли никто не слышит, поскольку только вчера по его личному указанию дверь и стены кабинета подвергли дополнительной звукоизолирующей обработке.
– Чего, собственно, орал, толстый болван, – обругал себя Харченко. Он любил себя поругать и считал это проявлением самокритики. – Старый придурок, толстый козел и сухой парикмахер, мечтающий трахнуть свою секретаршу! – произнес Харченко длинную тираду и даже весь залоснился от удовольствия: мол, вот он какой объективный.
Неожиданно дверь открылась, и появилась Зельда с подносом, на котором стояла чашка горячего кофе.
– Зельда?! Ты чего тут? – испугался Билл Харченко.
– Но вы же сами просили кофе, – удивилась та.
– Но ведь… звукоизоляция.
– Да, сэр, звукоизоляция, –