Джоконда и паяц. Наталья Солнцева
в цвете волос, округлости форм, мягкости черт, и то Семе удалось написать с нее дивную Венеру.
– Я боюсь за тебя! – выпалил он, хотя не собирался пугать Алину. Чего доброго, сочтет его коварным завистником, который любыми способами вставляет палки в колеса талантливому коллеге.
– Вот еще! – фыркнула поэтесса. – Я большая девочка, Раф, и не нуждаюсь в опеке. Мне едва удалось уговорить мужа, чтобы он позволил позировать. Я хочу увидеть себя на полотне, хочу познать свою внутреннюю суть. Артынов умеет подметить в женщине то, чего она сама в себе не разглядела. Что может быть чудеснее?
– Он наверняка захочет писать тебя обнаженной.
– Ну и что? Это же не съемки для мужских журналов, не порно. Это – высокое искусство!
– Думаешь, муж крепче тебя полюбит, когда твоим портретом будет восхищаться публика и критики? Думаешь, этим ты его удержишь?
Он попал в точку. Попадание вызвало бурный протест госпожи Кольцовой. Она вспыхнула, рассердилась. Да кто он такой, чтобы поучать ее?
– Кажется, вы с Артыновым были друзьями, пока о нем не заговорили, – напомнила Алина. – Теперь, похоже, он стал твоим лютым врагом?
– Мы не враги, мы… даже не конкуренты. Послушай…
– Не мешай мне, Раф, добром прошу.
Он пустил в ход последний аргумент:
– Ольга умерла после того, как Артынов окончил «Венеру».
– Что ты хочешь этим сказать?
– Не боишься заплатить жизнью за свой портрет?
У Кольцовой пропал дар речи. Она несколько раз судорожно вдохнула, словно ей не хватало воздуха, и разразилась возмущенной тирадой.
– Больше ничего не придумал? Ольга была истеричкой! Она страдала хронической депрессией. Больше всего на свете эта куколка мечтала повыгоднее продать свой товар! То бишь выйти замуж за миллионера, тратить его денежки и ни о чем не заботиться. Ей повезло попасться на глаза Артынову и поразить его своей внешностью. Не будь «Московской Венеры», никто бы о ней не вспомнил. Мало ли девиц выбрасываются из окон?
– Вы были знакомы? – оторопел Грачев.
Алина оказалась не совсем той, взлелеянной его воображением. Ее истинная натура не соответствовала образу, созданному Рафиком.
– Извини, мне пора!
– Мы же не договорили…
– Как-нибудь в другой раз, – небрежно бросила она.
Алина повернулась и зашагала к своей машине. Художник стоял и смотрел, как она садилась в маленький дамский «пежо». А потом побрел к автобусной остановке. В голове засели ее резкие, беспощадные фразы.
По дороге в мастерскую Грачев перебирал в памяти всех, кто мог бы просветить его насчет Ольги и Алины. Чего они не поделили?
Таким человеком оказалась Светлана, бывшая жена Артынова. Именно она когда-то пригласила Алину на поэтический вечер, где и представила ей Рафика. Светлана оформляла зал, в котором проходила та богемная тусовка, устроенная с благотворительной целью. Она по старой памяти предложила Грачеву выставить там свои картины. Из жалости, вероятно. На вечере скучающая пожилая пара приобрела два его натюрморта. Пусть деньги