Юмористические рассказы. Аркадий Аверченко
чувствуя некоторое смущение.
– Он дурат. Тат будто это его тонфеты.
А к обеду приходят гости: служащий в пароходстве Чилибеев с женой и дядя Аким Семеныч. Все сидят, тихо перебрасываясь односложными словами, до тех пор пока не уселись за стол.
За столом шумно.
– Ну, кума, и пирог! – кричит Чилибеев. – Всем пирогам пирог.
– Где уж там! Я думала, что совсем не выйдет. Такие паршивые печи в этом городе, что хоть на трубке пеки.
– А поросенок! – восторженно кричит Аким, которого все немного презирают за его бедность и восторженность. – Это ж не поросенок, а черт знает что такое.
– Да и подумайте: такой поросенок, что тут и смотреть нечего, – два рубли!! С ума они посходили там, на базаре! Кура – рубль, а к индюшкам приступу нет! И что оно такое будет дальше, прямо неизвестно.
В конце обеда произошел инцидент: жена Чилибеева опрокинула стакан с красным вином и залила новую блузку Володи, сидевшего подле.
Киндяков-отец стал успокаивать гостью, а Киндякова-мать ничего не сказала. Но по лицу ее было видно, что если бы это было не у нее в доме и был бы не праздник, она бы взорвалась от гнева и обиды за испорченное добро, как пороховая мина.
Как воспитанная женщина, как хозяйка, понимающая, что такое хороший тон, Киндякова-мать предпочла накинуться на Володю:
– Ты чего тут под рукой расселся! И что это за паршивые такие дети, они готовы мать в могилу заколотить. Поел, кажется, – и ступай. Расселся, как городская голова! До неба скоро вырастешь, а все дураком будешь. Только в книжки свои нос совать мастер!
И сразу потускнел в глазах Володи весь торжественный праздник, все созерцательно-восторженное настроение… Блуза украсилась зловещим темным пятном, душа оскорблена, втоптана в грязь в присутствии посторонних лиц, и главное – товарища Чебурахина, который тоже сразу потерял весь свой блеск и очарование необычности.
Хотелось встать, уйти, убежать куда-нибудь.
Встали, ушли, убежали. Оба. На Слободку.
И странная вещь: не будь темного пятна на блузке – все кончилось бы мирной прогулкой по тихим рождественским улицам.
Но теперь, как решил Володя, терять было нечего.
Действительно, сейчас же встретили трех гимназистов-второклассников.
– Ты чего задаешься? – грозно спросил Володя одного из них.
– Дай ему, дай, Володька! – шептал сбоку Чебурахин.
– Я не задаюсь, – резонно возразил гимназистик. – А вот ты сейчас макарон получишь.
– Я?
В голосе Володи сквозило непередаваемое презрение.
– Я? Кто вас от меня, несчастных, отнимать будет?
– Сам форсила несчастная!
– Эх! – крикнул Володя (все равно блуза уже не новая!), лихим движением сбросил с плеч пальто и размахнулся…
А от угла переулка уже бежали четыре гимназиста на подмогу своим…
– Что ж они, сволочи паршивые, семь человек на двух! – хрипло говорил Володя, еле шевеля распухшей, будто чужой губой и удовлетворенно поглядывая на друга затекшим глазом. – Нет, ты, брат, попробуй два на