Записки из сабвея, или Главный Человек моей жизни. Петя Шнякин
Вороне. Она узенькая в тех краях, а на дне камушки острые. Разделся – и в воду нырнул, чтобы протрезветь. Но не рассчитал. Ободрал ладони о камни. Мелко, блять, даже у русла.
Назад в лагерь по тропинке вверх спешу, подорожника нарвал, к ранам прикладываю, но кровь всё равно сочится.
К командиру вернулся, волосы мокрые, руки в крови. Он прямо позеленел. Я его успокоить пытаюсь:
– Владимир Андреич, не бойтесь, я на свадьбах и не таким пьяным играл! На стул вон сяду, а вы ребятам скажите передо мной встать, чтобы не видно было. И спускайте флаг.
Сижу, играю без ошибок, а кровь на белые клавиши капает. Я героем себя представил, как Павка Корчагин, и запел: «Уходили комсомо-о-льцы на гражданскую войну»! Командир бледный весь…
А начальники, что на закрытие приехали, тоже, видать, водочки вмазали – и подпевать стали.
В общем, благополучно мероприятие провели. Как играть закончил, Андреич ко мне подлетает:
– Петя, беги, спрячься где-нибудь! Куда ж тебя… палатки сняли уже! Иди к Вороне, поспи на берегу, мы тебя заберём оттуда.
– Владимир Андреевич, а тройку поставите?
– Поставлю.
И улыбнулся.
На третьем этаже приступили к операции – ангиопластике. В артерию, находящуюся рядом с правым яйцом, ввели катетер с баллоном, который, проделав путь до самого сердца, увеличил диаметр забитого холестерином сердечного сосуда. Для того чтобы было видно, какой именно сосуд был заблокирован, использовали контрастное вещество, и я сам мог наблюдать на мониторе продвижение катетера к сердцу. Но смотреть туда не хотелось, страшно было и без этого. Я закрыл глаза и молился. Иногда меня отвлекал от молитвы медбрат, помогавший хирургу, говоря:
– You're doing good!
Я не знал тогда, что же я так «хорошо делаю», лишь через сутки спросил об этом у начальника, который пришёл меня навестить. Он объяснил, что во время операции могла быть повреждена внутренняя стенка артерии, а это привело бы ко всяким осложнениям и, возможно, к смерти.
Через полтора часа меня перевели в отделение интенсивной терапии. Подключили к разным аппаратам. Они демонстрировали цветные графики и издавали звуки, не дававшие мне заснуть. Да и какой там сон! Восемь часов я должен был находиться в горизонтальном положении. Шевелить ногами мне запретили во избежание кровотечения из использованной при ангиопластике артерии.
Рядом с койкой стояла медсестра и следила за мной. При малейшем движении она хватала меня за лодыжки и говорила: «Не двигайте ногами!» Но, похоже, я выходил из этой трудной ситуации. Да и не самым тяжёлым больным я там был. В соседней палате умер пациент, кто это был, я увидеть не мог, а вот рыдания молодой женщины слышал. С ней ещё сын был, лет двенадцати. Через открытую дверь я наблюдал, как она обняла его и горько плакала. Интересно, осознал ли мальчик, что произошло с его дедом или бабушкой?..
В мордовской деревне
Моя бабушка умерла, когда мне было десять лет. Тем летом 1960 года родители, чтобы уберечь от стресса, отправили меня на родину отца, в Пензенскую область, в мордовскую деревню. Местные