Лунная опера (сборник). Би Фэйюй
момент домой возвратился старший брат Тунань. Видимо, это было предопределено свыше. С незаурядной проницательностью, присущей мужчинам, Тунань открыл дверь в спальню Тубэя. Взгляд Тунаня был буквально наэлектризован, брат стоял, скрестив руки на груди. Крайне медленно он вытащил правую руку и направил ее прямо к лицу Тубэя. Далее последовали удары: сначала по правой, потом по левой щеке. Подняв с пола пеструю юбку, Тунань бросил ее в сторону девицы и резко сказал:
– Вон! А ну вон отсюда!
Девушка оставалась невозмутимой, она вполне могла противостоять создавшейся ситуации. Прикрывая руками самые сокровенные места, она хладнокровно ответила:
– Это ты вон отсюда!
Тунань изменился в лице, казалось, его застигли врасплох. Он кивнул и, подавшись назад, вышел из комнаты. Девушка встала на цыпочки и надела юбку, вид у нее был недовольный. Застегивая молнию, она будто про себя повторяла: «Ну и ну». Произошедшее ее очень разозлило, и она все продолжала бубнить: «Ну и ну». Она ушла. Когда она только переступала порог этого дома, в ней еще проскальзывала какая-то жеманность, но сейчас в ней вдруг проснулась такая прыть: можно сказать, она рвала и метала, так что ни о какой нежности и томности говорить уже не приходилось. Ни о каком образе добродетельной девушки речь и не шла. Тубэй отстраненно стоял на прежнем месте, он даже забыл одеться, на его лбу, словно капельки на стекле душевой кабины, выступила испарина.
Тунань возвратился уже совсем поздно. Пьяный вдрызг, он ударом ноги распахнул дверь. Когда Тунань напивался, то сразу начинал выглядеть на свой настоящий возраст, при этом вылезали наружу все негативные стороны его непреклонного характера. У мертвецки пьяного Тунаня в душе обнаруживались уязвимые места, причинявшие ему немалые страдания. Из чемоданчика с кодом он вытащил черно-белую фотографию и вставил ее в дорогую рамку из красного дерева. То была фотография отца. Несмотря на нетрезвое состояние, Тунань помнил секретный код, в котором отчеканилось его затаенное горе. Он обратился к брату:
– Это кто?
– Отец, – ответил Тубэй.
Тунань повесил фотографию отца на стену. Одним рывком он придавил Тубэя книзу и потребовал от него отбивать поклоны. Неестественно тихим от душащих слез голосом он вопрошал:
– Как ты смеешь подражать мне? А? Как ты смеешь подражать мне? А?
Тунань бессильно опустился на пол, опершись на руку Тубэя. Вид рыдающего в голос Тунаня представлял собой ужасное и вместе с тем очень откровенное зрелище, это не могло не напугать Тубэя.
– Для чего я, твою мать, стараюсь? – всхлипывал Тунань. – Для кого я, твою мать, стараюсь? Кланяйся отцу, кланяйся, пока не сделаешь восемьдесят тысяч поклонов!
Один, два, три! Считай громче! Считай, пока не дойдешь до восьмидесяти тысяч!
Тубэй откланялся примерно пять тысяч раз, пока его наконец не сморил сон. Считал он отчетливо и уже на автомате. Этот его счет и убаюкал обоих братьев. Тунань захрапел практически