Чаша и крест. Нэнси Бильо
моря. Начался снегопад, порывы обжигающе ледяного ветра усилились. Я высунула язык, пытаясь поймать холодные снежинки… все, что угодно, лишь бы не упасть в обморок.
Я кое-как доковыляла до стены собора. Откуда вдруг взялась эта страшная слабость? Ведь я знала, на что иду, и понимала, что мое участие в этом деле необходимо.
«Ведь это чистейшей воды безумие! Неужели вы не понимаете, Джоанна, что этим все равно решительно ничего не измените?!» В ушах все еще звучали слова Джеффри Сковилла, насмешливые и вместе с тем умоляющие. Такое чувство, словно бы он, находясь сейчас за многие мили отсюда, лишил меня силы и решимости. Я отчаянно продвигалась вперед, хватаясь за кирпичи стены. Я должна драться – плечом к плечу с братом Эдмундом и остальными. И совершенно неважно, что случится потом: я наконец решилась, перестала прятаться от своего будущего.
Из последних сил я дотащилась до конца стены.
По обе стороны от входа ярко пылали два факела. В дверях съежился пухлый настоятель, закрывая ладонями лоснящееся лицо. О наших планах на эту ночь он ничего не знал, равно как и о приказе короля надругаться над ракой с мощами Томаса Бекета. Солдатам не составило труда ворваться в собор и безжалостно ограбить его. Король Генрих всегда этим пользовался: беспомощностью и полным бессилием монахов, нашей неспособностью сопротивляться разрушению католичества – ведь мы никак не могли до конца поверить, что все это происходит на самом деле, окончательно и бесповоротно. Но так было только до этой ночи. Сегодня мы поклялись взять судьбу в собственные руки, мы во всем доверились воле Божьей и уже не сомневались, что именно этого хочет от нас Господь. Останемся мы живы или погибнем, было уже не столь важно. Главное – достичь поставленной цели.
Из-за спины настоятеля вышло четверо королевских солдат. Я думала, что их будет больше. Один из солдат держал в руках продолговатый ящичек, раку с мощами святого. Трое его товарищей, увидев полукругом выстроившихся на улице монахов, бросились с паперти вниз по лестнице, чтобы оказать им сопротивление.
– Именем Его Святейшества Папы, – грозно воскликнул брат Освальд, – приказываю вам немедленно прекратить святотатство!
Капюшон съехал с головы нашего вожака на плечи. В свете факелов его невероятно бледное лицо альбиноса в ореоле бесцветных волос сияло, как рождественская свеча из белоснежного воска.
Я привыкла к внешности брата Освальда, но доблестных вояк его вид перепугал до смерти.
– Господи помилуй… кто это?! – в ужасе вскричал один из них.
Мое же внимание было приковано к старинной раке в руках стоявшего наверху солдата. Мгновение – и головокружения как не бывало. Меня вдруг охватила обжигающая ярость, все мое существо пылало, каждая его клеточка пела. Все, что мне удалось узнать в Лондоне, оказалось чистой правдой: в ночь накануне годовщины смерти Томаса Бекета люди короля похищают его святые мощи.
Разве можно позволить им совершить столь страшное злодеяние? Крепко сжимая в правой руке острый камень, я птицей взлетела