Чаша и крест. Нэнси Бильо
растерянности просто стояла рядом. Потом осторожно тронула матушку за плечо, и рыдания сразу прекратились.
На третий день пребывания в Кентербери меня повели на лечение. На одной из улиц, застроенной богатыми фешенебельными домами, позади какого-то высокого строения располагалась древняя пещера. По каменным ступеням мы спустились вниз, под ее своды, где две статные молодые женщины раздели меня и опустили в каменную ванну. Она до краев была наполнена бьющей из родника и покалывающей тело водой. Помню, как я сидела в ванне не двигаясь. В глубине, под колеблющейся поверхностью воды, на самом дне, виднелись какие-то странные цветные узоры: ярко-коричневые с красноватым оттенком, темно-синие с сероватым отливом. Оказалось, что это мозаика.
– Эти бани построили еще римляне, – пояснила нам женщина, руководившая процессом моего исцеления. – В нашем городе когда-то была большая площадь, называемая форумом, а еще имелось немало храмов и даже театры. Все это уничтожили саксы, но под землей многое сохранилось. Так сказать, город под городом.
Хозяйка целебных источников аккуратно взяла мою голову и повернула ее в одну сторону, потом в другую.
– Как вы себя чувствуете, милая? Прилив сил ощущаете?
Доброй женщине очень хотелось сделать все так, чтобы мы остались довольны. За пределами Лондона почти никто, за исключением представителей высшей знати, не знал, как много потеряло семейство Стаффордов после падения герцога Бекингема, старшего брата моего отца. Бекингема казнили по ложному обвинению в государственной измене, и почти все родовые земли Стаффордов перешли в руки короны. Но здесь, в Кентербери, нас с матушкой по-прежнему еще принимали за важных персон.
– Мне гораздо лучше, – пробормотала я.
Женщина горделиво улыбнулась. Я посмотрела на матушку. Но та лишь поменяла местами руки, лежащие у нее на коленях. Ее мне провести не удалось.
Я ожидала, что на следующее утро мы поедем обратно в Лондон. Но не успела я встать с постели, как явилась матушка и прилегла на кровати рядом со мной. Она повернулась на бок и стала расчесывать пальцами мои волосы, как часто делала, когда я была еще маленькой. У нас с ней были одинаковые локоны – длинные и черные. И хотя с возрастом волосы ее поредели (по правде говоря, они лезли целыми прядями), матушка совсем не поседела.
– Хуана, – сказала она, называя меня на испанский манер. – Нам надо сегодня встретиться с одной молодой монахиней. Я уже обо всем договорилась.
Меня это нисколько не удивило. В Испании все родственники матушки отличались набожностью и постоянно посещали монахов и монахинь. Они разъезжали по аббатствам, в изобилии разбросанным по склонам кастильских холмов, молились в церквах, припадали к святым реликвиям или предавались благочестивым размышлениям в суровых монастырских кельях. Религиозным семьям, жившим в окрестностях Стаффордского замка, было до них далеко. «Хоть целый день скачи, ни одного порядочного монаха здесь все равно не встретишь», – частенько сетовала моя родительница.
Мы