Алая чума. До Адама. Джек Лондон
убивали человека с поразительной быстротой. Не было ни одного случая выздоровления. Это как азиатская холера: сегодня вы ужинаете с совершенно здоровым человеком, а завтра утром, если подниметесь пораньше, видите, как его везут на кладбище мимо вашего дома. Только эта неизвестная чума поражала еще быстрее, гораздо быстрее. Через час после появления первых признаков заболевания человек умирал. Иные протянули несколько часов, но многие умирали и через десять – пятнадцать минут.
Сначала учащалось сердцебиение, поднимался жар, затем на лице и по всему телу мгновенно выступала алая сыпь. Мало кто замечал жар и сердцебиение: настораживала лишь сыпь. В это время обычно начинались судороги, но они длились недолго и были не очень сильными. После того как человек перенес судороги, он больше не мучился и единственно – чувствовал потом, как быстро, начиная с ног, немеет тело. Сначала ступни, затем колени, затем поясница, а когда онемение доходило до сердца, человек умирал. Он не бредил, не спал. Он до конца, пока не останавливалось сердце, находился в полном сознании.
И еще странная вещь – до чего быстро разлагался труп! Как только человек умирал, тело его начинало распадаться на куски и словно таять прямо на глазах. Вот одна из причин, почему чума распространялась так быстро: миллиарды микробов, находившиеся в трупе, немедленно попадали в воздух.
Поэтому-то бактериологи и имели так мало шансов на успех в борьбе с этой болезнью. Они умирали в своих лабораториях во время исследований микробов Алой смерти. Они показали себя героями. Вместо одних, умерших, тут же заступали другие. Впервые изолировать бациллы чумы удалось в Лондоне. Телеграф повсюду разнес эту весть. Этого ученого звали Траск, но через сутки с небольшим он умер. Ученые в своих лабораториях бились над тем, чтобы найти средство, поражающее чумные бациллы. Все известные лекарства не помогали. Найти средство, сыворотку, которая убивала бы микробов, но не причиняла вреда человеку, – вот в чем была загвоздка. Пытались даже применить других микробов, вводить в тело больного человека таких микробов, которые были врагами чумных микробов…
– Но ведь их же не видно, эти штуки, микробы! – возразил Заячья Губа. – А ты мелешь всякий вздор, будто они есть на самом деле! Того, что не видно, нет вообще. Драться против того, чего нет, тем, чего нет, – скажешь же тоже! Дураки они все были в те времена! Потому и загнулись. Так я и поверил в эту чепуху!
Дед снова заплакал, но Эдвин тут же взял его под защиту.
– Послушай, Заячья Губа, ты ведь и сам веришь в то, чего не видишь.
Заячья Губа замотал головой.
– Ты вот веришь, что мертвецы встают из могил. А разве ты их видел?
– Да, видел, я же говорил тебе. Прошлой зимой, когда мы с отцом охотились на волков.
– Ну ладно! Но ты всегда сплевываешь через левое плечо, когда переходишь ручей, – наседал Эдвин.
– А это от сглазу, – отбивался Заячья Губа.
– Значит, ты веришь в сглаз?
– Ну а как же!
– А ведь ты ни разу его не видел! –