Три билета в кино. Яна Ткачёва
не ела и почти не разговаривала. Казалось, Сашку угнетала первая и пугала вторая. Когда она днями напролет лежала в кровати, то Сашка, придя из школы, кидал встревоженные взгляды на фигуру под одеялом, после чего удалялся на кухню делать уроки, возмущенно пыхтя. Постороннему человеку могло бы показаться, что он крайне зол и раздражен. Но я-то знал, что он напуган и не понимает, что делать. В такие дни я брал книгу и садился на пол рядом с кроватью Василисы, читая до тех пор, пока не пора было идти домой.
В другие дни, когда мы возвращались из школы, то натыкались на ведра и тряпки, распахнутые окна, стирку штор. Сашка начинал бурчать вполголоса, что это все лишнее, что Лисе нужно больше отдыхать. Он ходил кругами вокруг нее и ворчал, как старый дед. Я просто брал тряпку и принимался за работу, чуть погодя он присоединялся к нам. Втроем работа шла быстрее, и вечера в такие дни мы обычно проводили на кухне за ужином, приготовленным мной, и осторожными разговорами. Все еще настороженный танец партнеров.
Они были похожи на два котла, которые тихо закипают, позвякивая крышками. Я опасался взрыва, поэтому начал неприятный для меня разговор, когда Василиса удалилась принять вечерний душ.
– Ты слишком давишь на нее, – я озвучил очевидную истину, которую он и так знал.
– Ну прости, чувак, я не такой терпеливый, как ты! – предсказуемо рявкнул Сашка полушепотом.
Чуть успокоившись, он помолчал, после чего продолжил уже другим тоном.
– Что-то не так, – его голос был по-настоящему взволнованным. – Внешне она как будто выздоровела, но это не так.
– Тебе нужно успокоиться, – постарался урезонить его я. – Ей просто нужно время, все будет хорошо.
– Чувак, раскрой глаза, – снова психанул он. – Она больше месяца не выходила из дома, не считая повторного визита к врачу, она моется по три раза в день, кричит каждую ночь, а днем либо летает с пропеллером в заду, либо лежит трупом. Насколько я знаю, это не совсем нормальное восстановление.
– Слушай, – я нахмурился. Про частые посещения ванной и нежелание выходить из дома я как-то упустил. – Не может же она просто отмахнуться от того, что с ней случилось. На это нужно время.
– Да знаю я, что нужно время. – Сашкины глаза впились меня, и я видел, что он хочет пнуть мою ногу под столом, но сдерживается. – Мне кажется, она сама не справляется, а говорить не хочет.
– Может, потому что ты чуть что рычишь на нее? – задал я очевидный вопрос. – Со мной она разговаривает.
– Да? Ну и что обсуждаете, дружелюбный ты наш? – с сарказмом спросил Сашка.
Я открыл рот, чтобы перечислить, и вдруг понял, что ни о чем особенном мы никогда не говорили. Фраза здесь, замечание там. Обсуждение обеда или каким моющим средством чистить ковер – это считается разговором? Пока я прокручивал все это в голове, друг насмешливо наблюдал за мной.
– И я не рычу на нее, – закончил он с самодовольным лицом. – Я беспокоюсь.
– Ты просто настолько нетерпеливый, что