Страшная граница 2000. Часть 1. Петр Илюшкин
гордо подтвердила Омеленко и повела нас за собой – через просторный холл на второй этаж, а затем по запасному выходу – на третий.
Там и был ее кабинет. Дубовый стол, шикарное белое кресло, шкафы и шкафчики из карельской березы. В одном углу стоял огромный флаг России. В другом – двухметроворостая икона с изображением президента РФ товарища Путина.
Комендантша истово перекрестилась, глядя на икону, и прошептала:
– Владимир, благослови! Спаси и сохрани!
Затем она уселась в кресло, язвительно ухмыльнулась:
– Ну что, Ильин? Попался?!
Я вежливо спросил:
– Галина Ивановна! Что ж не предупредили о своей жалобе? О чем хоть речь?
Комендатша продолжала ядовито ухмыляться.
– Можно ознакомиться с жалобой? Чтобы понять, в чем обвиняют! – обратился он к московскому гостю.
Мирохин достал из портфеля бумагу:
– Да, конечно! Имеешь право!
Начав читать, я тут же остановился. Удивленно глянул на Мирохина:
– Это что? Шутка такая?
Комендатша резко взвизгнула:
– Опять он меня оскорбляет! Вот видите, товарищ полковник?! Он всегда нас оскорбляет!
Хмыкнув, я начал читать вслух. С выражением, делая акцент на явных орфографических ошибках:
«Ильин нас всех закалдавал. Кроме таво, пастаяно осущиствляет напатки на женщин и дитей, ваюет с ними. А нас тироризирует! Действует на психику всех. Собатировал перепись насиления».
Я поднял глаза:
– Так и написано – «собатировал». Наверное, от слова «собака»! А слово «тироризирует» – от слова «стрелковый тир»!
Комендатша молчала. И я продолжил:
«Абзывает людей, дерзит и всячиски хамит им. Приводит в общижитии бомжей, начующих в канализации, под видом своих друзей, а так же жолтую пресу».
Бросив цитировать, я удивленно посмотрел на коменду:
– Вы моих друзей называете БОМЖами? И утверждаете, что мои друзья живут в канализации?
Комендантша победно посмотрела на Мирохина:
– Видите, опять хамит!
Я опять принялся за шедевр:
«Он плюёт в раковины, моет там мидицинские шприцы. Ганяится за всеми с тем самым фотопаратом и дектофоном. Обещает всех убить. На службу и работу ни ходит. Пастаяно акалачивается в общижитии. Жильцы не знают, чем он занимаится».
Надоев изучать странные иероглифы, я поднял глаза на комендантшу:
– Так в чем обвинение? С фотоаппаратом хожу? И что? Все ходят. В чем криминал?
– В том, что мы не знаем, чем ты занимаешься! – визгливо уточнила коменда. – Ты нигде не работаешь!
– Позвольте, сударыня! Вы и не должны знать о моей военной службе!
Комендантша возмущенно посмотрела на Мирохина:
– Товарищ полковник! Он сует свой нос не в свои дела! Мешает нам работать!
– Так вот оно что! – сообразил я. – Вам не нравятся мои вопросы относительно общаги? Про фиктивные ремонты, которые по документам якобы каждый месяц делали? И где деньги,