Растения цвета любви. Рассказы. Татьяна Дагович
взять, раскрыл ладони – на короткое мгновение ей представились эти руки – тёмные, истёртые – на её животе, не ослабляя напряжения спускающиеся ниже, и она отдёрнула свои пальцы, чтобы не коснулись его пальцев. Пахарь не обиделся, он считал такое обращение со стороны царевны, случайно и временно считавшейся его супругой, естественным. Сидел на земле. Ел не кривясь сожжённый хлеб. Электра не сводила тёмных глаз с его лица – носа, лба. На лице высыхали капли пота. Поблагодарил. Поднимаясь, он случайно задел ткань её одежды, едва-едва, но Электра отшатнулась в ужасе.
– Прости!
Слышала, как он, отходя к унылому волу, бормочет:
– Какие они чувствительные…
Прочь, прочь. Уходила от поля – в рощи, в тень, куда-нибудь. Лицо горело. Запах его пота следовал за ней, навевал мысли, фантазии, странные и недостойные. Ветер шевелил локоны, они скользили по шее, щекоча приятно и мучительно. Кожа её отзывалась на любое прикосновение – одежды, воздуха, воды, сначала сладко, а потом с древней тоской, и каменели бёдра. В глазах отпечатком осталось изображение пахаря – оно обретало самостоятельность, оно вместо плуга бралось за её плечи, разворачивало её, и она поднимала руки, чтобы сомкнуть их на его затылке, чтобы прижать его лицо к своему. Напряжённые ладони, схватив пустоту, бессильно падали.
– Горе мне, горе, – шептала Электра, спеша, путаясь в подоле, уходя, убегая, – и жертвоприношение сестры, и смерть отца казались горем маленьким по сравнению с её горем, с горем её расцветающего тела, и ветви олив опускались к ней в сочувствии, но только усугубляли страдания, нежно касаясь щёк.
Зачем он подошёл к ней? Зачем она смотрела на него? Но почему, о боги, его вид, его движения, случайные возможности дотронуться, все эти мелочи, доводили до головокружения, откуда эта дрожь, эта отзывчивость рук, эта готовность тянуться за любым прикосновением, даже после того, как они расстались? Что делать с этим?
Брак был страшен днём, ещё страшнее ночью. После дневных трудов пахарь засыпал легко и быстро. Она смотрела на его плечи. На тёмные, покрытые волосом предплечья. На жилистую шею. Его профиль. Ноздри. Если он переворачивался – смотрела на спину, углы выступающих лопаток. Не могла не думать о том, что другие мужья сейчас делают со своими жёнами, что жёны делают с мужьями. Что у неё есть право на него – на вкус его тёмной кожи, на всё его тело. Напоминала себе: нет права. Не засыпала, слушала, как глубоко и спокойно он дышит. Иногда ей казалось, что дышит он часто, что он только притворяется спящим, и она в испуге отодвигалась к стене, мысленно упрекала его за неспособность сдержать простую клятву, и не признавала яростного желания придвинуться к нему ближе, прижаться вплотную и разбудить. Он спал, он всего лишь видел сны.
Электра клала руку на свою грудь, чувствовала, как бьётся кровь, отдёргивала ладонь, встряхивала, поднималась, выходила. Он бормотал сквозь сон:
– Ночь на дворе, куда ты собралась?
– За водой.
– Когда же