Отрок. Перелом: Перелом. Женское оружие. Бабы строем не воюют. Евгений Красницкий
не только старому Гребню, но и давно покойному отцу, старшему брату, совсем недавно погибшему от стрелы, деду, которого смутно помнил седым добрым дедушкой, всегда припасавшим чего-нибудь вкусненького для любимого внука, но знал, что и тот носил на пальце серебряное кольцо.
От некстати прозвучавших Дуняшиных слов все это разом ушло, оставив Фаддея на ночном дворе в одиночестве. Чума глянул на своего собеседника, но Зверюги на крыльце уже не оказалось. Неужто привиделось? Морок какой или впрямь с ума сходить начал? А ежели не привиделось, то с кем тогда он тут беседу вел? Кто его из дерьма вынул? Ну уж нет! Вот теперь Фаддей точно знал, что ему делать. И не сказал старый рубака ни слова, даром что пришел в зверином обличье, а помог. Еще как помог!
Фаддей уже спокойно кивнул встревоженной дочери:
– Ничего, доченька… Хорошо все. Ты чего выскочила-то?
– Солнце давно зашло, с реки сыростью тянет, а ты сидишь в одной рубахе. Мамка велела душегрейку тебе снести, – Дуняша комкала в руках одежку: то ли сама придумала причину к отцу выскочить, то ли и вправду ей мать подсказала. Она поглядывала по сторонам, надеясь разглядеть, с кем Фаддей столько времени говорил, но ничего, кроме мелькнувшей у стены амбара тени не увидела – хорек на охоту вышел, что ли? – Пойдем, щей налью, и каша поспела. Вы же с мамкой весь день ничего не ели. Пойдем, тятя… – Девчонка шмыгнула носом.
– Угу… Ты иди, собери на стол, – не стал спорить Чума. – Я сейчас приду, – стук кольца по воротине прервал его на полуслове. – Ну кто там? Заходи! – вскинулся Фаддей, стряхивая с себя остаток морока.
Рыжую бороду, просунувшуюся во двор, невозможно было не узнать даже в кромешной тьме, а уж при свете луны тем более. За ним следом шел кто-то еще, но Лука Говорун разом заполнил собой весь двор.
– Здрав будь, хозяин! – по обычаю гость поздоровался первым. – Как ты тут, Фаддей? Бабы-дуры у колодца уже такого нарассказали! Их послушать, так хоть харч на поминки собирай да на погосте место присматривай! Каркают, вороны, пока клюв не прищемили…
Фаддей, хорошо знавший Луку и его способность безостановочно молоть языком по любому поводу, только вздохнул и приготовился выслушать очередную тираду рыжего десятника. Никуда не денешься, гостя прервать – вежество не соблюсти, да и не хотелось Чуме говорить самому; пусть уж гость к нужному ему делу сам подбирается. Но Лука, что было для него делом совсем невиданным, вдруг заткнулся на полуслове и с некоторым сомнением пригляделся к Фаддею: тот улыбался, слушая десятника, и улыбка у него получилась совсем непривычная, отрешенно-задумчивая.
– Э-э-э… Фаддей? – осторожно окликнул его Лука. – Ты чего это? Зверюга та тебе вроде не голову повредила? Ты чего как блажной, а?
– Да нет… – Фаддей на обидный намек рыжего десятника никак не среагировал, чем, кажется, поверг того в еще большее недоумение. – Хорошо все, Лука. А Зверюге дикой этой… – Чума бросил извиняющийся взгляд на тьму у амбара и добавил: – как ходить смогу, на погост обед снесу!
– А-а, вон оно