Отрок. Перелом: Перелом. Женское оружие. Бабы строем не воюют. Евгений Красницкий
не видел Чуму таким, и от этого непонятного и удивительного явления заметно заерзал, но разговорчивости не утратил, продолжая убеждать. И о плате за науку помянул, и что со старостой уже все согласовано – тоже сказал. Под конец даже про Гребня вспомнил, про то, что сотня покойному ратнику своим существованием обязана – так хорошо тот в свое время выучил нынешнее поколение бойцов.
– Хватит, Лука! – Фаддей наконец очнулся и посерьезнел, снова становясь самим собой, к заметному облегчению рыжего десятника. – Я же не отказываюсь. Хоть наставник-то из меня… Но чего знаю, всему мальцов научу. Тут и разговора нет. Предкам укорить меня не за что будет. Только дай в себя прийти. Сам видишь – пока что не годен я мечом махать.
Фаддей слегка замялся, вздохнул и повинился, чем снова едва не вверг своего собеседника в сомнения: уж очень несвойственно для Чумы было такое.
– И это… Лука… Ты уж сердца на меня не держи. Не со зла я тогда на тебя кинулся. В голове все кругом пошло. Как сына без памяти увидел, так словно ума решился! Вот отойду чуток, отдарюсь…
– Уф-ф, нашел в чем виниться! – Лука расцвел, словно получил дорогой подарок. – Это я у тебя прощения просить должен. Я наставник, значит, и вина моя, что недосмотрел. Ну да ладно, хватит старое поминать. Хотя… – усмехнулся он, – кое-что помянуть не помешает. Есть для тебя кой-чего… – он обернулся к воротам и гаркнул в темноту. – Евдоким! Ну чего там, как девка, жмешься?! Я, что ли, за тебя дядьку Фаддея просить буду? Подь сюда!
От ворот отделилась тень, оказавшаяся молодым родичем рыжего десятника – Евдокимом, которому по жребию достался Тот Самый Меч. И хоть все уже вроде пережилось, а после того, что случилось в Ратном, вообще должно было быльем порасти, но появление парня удовольствия Фаддею не доставило. Душа опять заныла по потере так, что аж кулаки сжались, словно снова он оказался на той окаянной дележке.
– Здрав будь, дядька Фаддей! – почтительно поклонился Евдоким, удерживая под мышкой какой-то сверток, и затараторил явно заготовленную заранее речь. Не иначе, Лука его и подучил: – Кланяться тебе пришел от всех родичей. Просить тебя хотим, чтобы поучил ты и нас, новиков, и молодых воев мечному бою… – видя не слишком приветливую физиономию Чумы, парень чуть помялся, но продолжил: – Нам бы еще и обоерукому бою поучиться, мало ли – пригодится когда, а в Ратном кроме тебя никого… – и, наконец, развернул холстину, выкладывая на руки обалдевшему Фаддею свою ношу. Запнулся, опять смешался и, наконец, выдал уже не по заученному, а от себя. – Вот, дядька Фаддей, прими в уплату за науку. Это только тебе к руке. Мне-то самому таким владеть не по силам и не по умению…
В руках Фаддея лежал ОН – Тот Самый Меч. Вычищенный так, что даже в темноте полированная поверхность лезвия отсвечивала слабым звездным сиянием. Чума завороженно смотрел на него и почти не слышал, что продолжал говорить Евдоким:
– Оплетка там на рукояти подгнила, пришлось поменять, да ржу под ней подпилком почистить. А так все справно…
А