Анхен и Мари. Выжженное сердце. Станислава Бер
дверь, пытаясь выглянуть в коридор. Сестра её остановила – это неприлично! Гул голосов троицы покатился дальше по коридору, и когда уже со двора послышалась всё та же ругань, Анхен не выдержала и выглянула в окно. Директор, сильно располневший с той поры, когда они сами были гимназистками, стоял у брички в съехавшей набок шляпе, размахивая тростью с серебряной рукоятью в виде ушастого зайца – Анхен не раз её рисовала, вещица была редкой, ручной работы известного мастера, и нравилась Ростоцкой.
– Убирайся из моего дома! Чтобы ноги твоей… Чтобы духа твоего… Тварь! Змея подколодная! – кричал господин Колбинский, ритмично работая тростью в подтверждении своих слов.
– Одумайся. Люди слышат, – увещевала его супруга, а это была именно она.
И правда – в отдалении застыл дворник с метлой в руках, кухарка выливала помои, да так и остановилась с лоханью, уперев руку в бок – загляделась, не часто такое случается, щуплый мужик с окладистой бородой тоже заслушался.
– Пусть слышат, – спокойнее сказал господин Колбинский, сел в бричку и хлестнул лошадь, совершенно неповинную в его несчастиях.
Директор укатил восвояси. Ольга Колбинская постояла немного, посмотрела в след уезжающему мужу и вернулась в здание гимназии.
– Промеж них случилось что? – спросила Анхен сестру.
– Откуда я могу сие знать? – ответила вопросом на вопрос Мари, пожав плечами. – Милые бранятся, только тешатся.
Но она всё же сбегала к Ольге – они дружили, вернулась, ничего не объяснила, бросила Анхен короткое:
– Пойдём.
Сестры вышли из гимназии и отправились не спеша домой. День стоял погожий, дела закончены, хотелось прогулки и сладостей. Шли вдоль пассажирской конно-железной дороги, вдоль цветочных ларьков, вдоль сквера, где Анхен присела и нащипала травы в специально заготовленный мешочек, вдоль магазинов готового платья с кокетливыми вывесками. Брички, выезды, извозчики, крестьянские телеги – ух! какое же движение в Российской столице, голова идёт кругом.
– Нам, пожалуйста, килограмм во-о-он тех конфет господ Абрикосовых, коробку монпансье и пастилы, – заказала Мари, стоя в кондитерской лавке у прилавка орехового цвета со стеклянной витриной.
– Для вас, милые барышни, только самое лучшее! – воскликнул улыбчивый хозяин. – Давненько вы не заходили к старому Жоржу Мармеладову.
– Сегодня есть у нас повод, – улыбнулась ему Анхен. – Получила должность я.
– Мои поздравления, Анна Николаевна, – сказал кондитер, улыбаясь в усы. – Так возьмите ещё печенья и пирожных ради такого случая!
– На печенье ещё не заработала я, – вздохнула она.
Со всеми этими сокровищами, упакованными в два увесистых свёртка, перехваченных бечевкой, барышни отправились к себе. Небольшой трёхэтажный дом их рядом с Гороховой улицей вклинился промеж двух высоких собратьев, как будто ребёнок на прогулке промеж родителей. Адмиралтейство сёстры не наблюдали, хоть и окна выходили на улицу. Первый этаж сдавался под торговлю, второй и третий этажи – квартирантам. Ростоцкие вошли во двор через арку.
– Вы