Европейцы (сборник). Генри Джеймс
шагов, мистер Брэнд снял цилиндр и отер платком лоб. Он тут же надел его опять и протянул Гертруде руку. При желании, однако, вы успели бы разглядеть, что лоб у него высокий и без единой морщинки, а волосы густые, но какие-то бесцветные. Нос был слишком велик, глаза и рот слишком малы, тем не менее, как я уже сказал, наружность этого молодого человека была весьма незаурядная. Его маленькие, чистой голубизны глаза светились несомненной добротой и серьезностью; о таких людях принято говорить: не человек, а золото. Стоявшая на садовой дорожке девушка, когда он подошел к ней, бросила взгляд на его нитяные перчатки.
– Я думал, вы идете в церковь, – сказал он, – и хотел пойти вместе с вами.
– Вы очень любезны, – ответила Гертруда, – но в церковь я не иду.
Она обменялась с ним рукопожатием; на мгновение он задержал ее руку в своей.
– У вас есть на это причины?
– Да, мистер Брэнд.
– Какие? Могу я поинтересоваться, почему вы не идете в церковь?
Она смотрела на него, улыбаясь; улыбка ее, как я уже намекнул, была притушенная. Но в ней сквозило что-то необыкновенно милое, притягательное.
– Потому что небо сегодня такое голубое!
Он взглянул на небо, которое и в самом деле было лучезарным, и, тоже улыбаясь, сказал:
– Мне случалось слышать, что молодые девицы остаются дома из-за дурной погоды, но никак не из-за хорошей. Ваша сестра, которую я повстречал у ворот, сказала мне, что вы предались унынию.
– Унынию? Я никогда не предаюсь унынию.
– Может ли это быть! – проговорил мистер Брэнд, словно она сообщила о себе нечто неутешительное.
– Я никогда не предаюсь унынию, – повторила Гертруда, – но иной раз бываю недоброй. Когда на меня это находит, мне всегда очень весело. Сейчас я была недоброй со своей сестрой.
– Что вы ей сделали?
– Наговорила много такого, что должно было ее озадачить.
– Зачем же вы это сделали, мисс Гертруда? – спросил молодой человек.
– Затем, что небо сегодня такое голубое!
– Теперь вы и меня озадачили, – заявил мистер Брэнд.
– Я всегда знаю, когда озадачиваю людей, – продолжала Гертруда. – А люди, я бы сказала, еще и не так меня озадачивают. Но, очевидно, об этом и не догадываются.
– Вот как! Это очень интересно, – заметил, улыбаясь, мистер Брэнд.
– Вы желали, чтобы я рассказала вам, – продолжала Гертруда, – как я… как я борюсь с собой.
– Да, поговорим об этом. Мне столько вам надо сказать.
Гертруда отвернулась, но всего лишь на миг.
– Ступайте лучше в церковь, – проговорила она.
– Вы же знаете, – настаивал молодой человек, – что́ я всегда стремлюсь вам сказать.
Гертруда несколько секунд на него смотрела.
– Сейчас этого, пожалуйста, не говорите!
– Мы здесь совсем одни, – продолжал он, снимая свой цилиндр, – совсем одни в этой прекрасной воскресной тишине.
Гертруда окинула взглядом все вокруг: полураскрытые почки, сияющую даль, голубое небо, на которое