СТАЛИН ЖИВ! Пятьдесят третий… и дальше. Александр Черенов
часовых прогулок по саду: одна – утром, другая – вечером, в порядке моциона перед сном. Через неделю Хозяин удивлялся сам себе: он не чувствовал ни тяжести нагрузок, ни усталости. Как сказали бы в мире спорта: предсезонная подготовка дала плоды.
Теперь Хозяин даже уставал не так энергично, как прежде. А ведь прежде он только и делал, что ничего не делал. Он всего лишь сидел в саду в кресле или шезлонге, на специально затёсанном бревне или пеньке. А если и перемещался по благоустроенным дорожкам, то лишь в поиске очередного «приюта для седалища», каковые имелись во всех уголках огромного сада.
С началом садово-огородного сезона Иосиф Виссарионович неожиданно почувствовал тягу к садовой лопате. Ни в чём «таком» прежде он замечен не был. Это только его «кинодвойник» Геловани в фильме «Падение Берлина» возился с лопатой в саду, обманывая зрителей по поводу настоящего Сталина. Хозяин, как минимум, с октября семнадцатого, не брал в руки ничего из слесарного, плотницкого или садово-огородного инвентаря!
Да, он любил бывать в саду. Но не в обществе лопаты и граблей. Максимум, что он там делал «по линии физических упражнений» – обрезал сухие ветки с деревьев и кустов. Никто и никогда не видел его хотя бы с лейкой, а ведь он так любил розовые кусты.
И вдруг такая метаморфоза. «Домашние» – обслуга в редакции Хозяина – отказывались верить глазам своим. Но жизнь заставляла их, и они верили – а куда денешься? Особенно активно не сопротивлялась чувствам Валечка Истомина – хозяйка Иосифа Виссарионовича и, как, небеспричинно полагали сведущие люди, «не только». На её глазах Хозяин старательно «доходил» все последние годы. По этой причине об «остановить процесс» не могло быть и речи.
А теперь Иосиф Виссарионович прямо на глазах товарищей – пусть всего лишь товарищей из обслуги – превращался… ну, если не в «добра молодца», то в некое подобие «огурчика» наверняка. Даже с поправкой на возраст «огурчика»! И всё это за каких-то два «с хвостиком» месяца: именно столько времени понадобилось Браилову, чтобы подвергнуть Хозяина комплексу первоочередных восстановительных мероприятий.
– Ну, вот я и здоров!
В устах – или из оных – другого товарища это признание было бы оформлено восклицанием. Ну, или хотя бы сопровождалось им. Но не в правилах Хозяина было бы восклицать даже по более значимым поводам. Да он и не умел восклицать. Но его невыразительные констатации по степени выразительности превосходили «восклицания всех восклицающих, вместе взятых»! Вот и сейчас он ограничился тихой, но оптимистичной констатацией. На версию оптимизма работала и рюмка «напареули» – редкая гостья в руках Сталина. В хорошем настроении принимал участие и бушующий май с одуряющим запахом молодой зелени.
– «Здоров»?
Браилов пристроился рядом на лавочке: должность «придворного лекаря» допускала панибратство – «в допустимых количествах».
– Ну,