Лиля. Владимир Губский
неизбежных последствий борьбы за свои права.
Только я успел покинуть кабинет проректора, как на парадной лестнице был пойман моей однокурсницей Мариной Гнедовской, высокой, красивой и очень серьёзной барышней, и буквально за руку приведён в Красный зал для съёмки в телевизионном фильме «Летопись поколений, год 1932 » . Там, в зале, уже находилась небольшая группа студентов. Нас усадили в полукруг, и режиссёр, он же ведущий, стал задавать нам вопросы об эпохе конструктивизма в советской архитектуре. Мы отвечали на задаваемые вопросы и просидели, таким образом, около часа.
Сразу после окончания съёмки зал заполнился студентами, и началась новогодняя программа: демонстрация мультфильмов и выступление артистов Театра сатиры, но, по правде сказать, всё выглядело как-то скучно, не по-новогоднему. Все ожидали главного мероприятия – танцевального вечера, который, как всегда, должен был состояться на первом этаже в выставочном зале.
Ансамбль «Машина времени», руководимый нашим однокурсником, уже настраивал свою аппаратуру. Снизу то и дело доносились пробные «громовые раскаты», заставлявшие радостно вздрагивать сердца. Ансамбль этот был популярен в кругах московской молодёжи, и попасть в МАрхИ на праздничные вечера в семидесятые годы мечтали многие. Просвещённая публика осаждала наши институтские вечера, пытаясь прорваться сквозь охрану. По этой причине нам часто приходилось дежурить на входе и отсекать нежелательных гостей.
Но в этот день я был свободен от дежурства и из Красного зала сразу спустился на первый этаж, где у входа в выставочный зал уже толпился народ. То ли после встречи с проректором, то ли по иной какой-то причине, но настроение моё было далеко не новогодним. Я ушёл в дальний конец зала – подальше от шумных музыкантов – и не принимал активного участия в общем веселье, оставаясь простым наблюдателем.
Так я прослонялся весь вечер, не находя себе места и никого не приглашая танцевать. Только под конец вечера, уже переместившись к источнику шума, я заметил среди танцующих одну молодую и незнакомую мне девушку, которая сразу привлекла моё внимание.
Одета она была в модные джинсы – большая редкость в те годы – и белую пушистую кофту. Её густые русые волосы были заплетены в короткую косу, которая очень шла её молодому светлому личику, убранному в мягкий красивый овал. Лёгкая, едва заметная горбинка прямого носа придавала лицу её особую прелесть и благородство. Открытый лоб опирался на прямые брови, густые к переносице и расходящиеся к вискам тонкими дугами. Но то, что меня остановило, были её глаза. В темноте и суматохе вечера я не мог определить их цвет, но та нежность, которую они излучали, в сочетании с её детской улыбкой показалась мне необычной. В её лице светилась та редкая русская красота, в которой не было и намёка на влияние степных кочевников.
Я невольно залюбовался ею.
С этой минуты всё, что происходило вокруг, перестало для меня существовать. Оглушая возбуждённую публику мощностью своей аппаратуры,