Лиля. Владимир Губский
поклон собравшимся и следовал вдоль сцены. Проходя мимо меня, он непременно улыбался и протягивал мне руку, я вставал и принимал его рукопожатие. Была ли в этом рукопожатии его личная симпатия ко мне или таким образом он устанавливал контакт с аудиторией, не могу сказать.
Бунин поднимался на сцену, в зале гасили свет, и начиналось историческое путешествие по городам Европы и мира. Во время лекций он иногда курил, красный огонёк его сигареты появлялся в темноте над кафедрой. Бунин был единственным в институте человеком, который позволял себе это делать.
Когда в конце первого семестра я получил на экзамене «пять», но не у Бунина (он пришёл на экзамен позже), а у его коллеги – Татьяны Фёдоровны Саваренской, я был очень расстроен.
В конце учебного года мы сдавали курсовые работы. Принимая мою, озаглавленную: «Московское государство и его географические пропилеи», Бунин долго восторгался чертежом, показывал его всем на кафедре и сказал в мой адрес несколько приятных слов. « Вы замечательный малый, – говорил он, улыбаясь и положа руку мне на плечо. – С вами очень приятно работать. Мне хочется даже расцеловать вас, честное слово. Вы будете настоящим учёным! »
Так я был рукоположен и благословлён моим любимым профессором на путь науки и познания, которому не суждено было осуществиться.
Оценив мою работу, Бунин заметил мне, что я допустил ошибки в написании заголовка. Ошибки заключались в том, что я, используя шрифт «кириллицу», везде вместо буквы «е» написал «ять» . Бунин на память назвал мне несколько десятков слов-исключений, которые следовало писать через «ять», и попросил меня исправить ошибки. Затем он попросил меня помочь ему в подготовке иллюстраций к новому изданию его двухтомника « Истории… »
Я согласился без колебаний, а вскоре получил от него и первое задание. Работа была большая – десяток исторических планов разных городов, и, чтобы сократить время на её выполнение, я испросил разрешения привлечь к работе Настю, на что Бунин возражать не стал. Часть задания я передал Насте. С тех пор у нас с ней появилось общее дело…
Андрей Владимирович ждал нас. У порога мы разделись и прошли в кабинет, представлявший собой небольшой домашний музей старинных вещей: предметов мебели, картин, книг и ценных предметов искусства, выставленных на полках стеклянных шкафов. Про каждый предмет, находящийся в комнате, Бунин мог рассказать отдельную историю: будь то кожаные кресла, в которых сидели Аксаков и Гоголь; будь то японские гравюры XVII века или зеркало времён императрицы Екатерины.
Бунин расположился за своим рабочим столом, заваленным бумагами, где перед ним был разложен макет первого тома, усадил нас перед собой и стал расспрашивать о том, как мы провели каникулы. Потом он выдал нам новые задания, а заодно сообщил, что показывал в редакции мои чертежи и что они там кому-то понравились. Особенно он восторгался отмывкой Ники Самофракийской, на которую у меня ушёл целый месяц.
– Это