Аврал. Разное. Любовь Александровна Гребнева
приглядимся внимательнее к отношениям между Татьяной и большим светом: как там обстоит дело с рабской боязнью общественного мнения. Слово – Пушкину:
К ней дамы подвигались ближе;
Старушки улыбались ей;
Мужчины кланялися ниже,
Ловили взор её очей;
Девицы проходили тише
Пред ней по зале…
…
Беспечной прелестью мила,
Она сидела у стола
С блестящей Ниной Воронскою,
Сей Клеопатрою Невы,
И верно б согласились вы,
Что Нина мраморной красою
Затмить соседку не могла,
Хоть ослепительна была.
Это Татьяна на балу, где её вновь увидел Онегин. А вот она сама принимает гостей в своём доме:
Перед хозяйкой легкий вздор
Сверкал без глупого жеманства,
И прерывал его меж тем
Разумный толк без пошлых тем,
Без вечных истин, без педантства,
И не пугал ничьих ушей
Свободной живостью своей.
Безусловно, люди, принадлежавшие к высшему свету, прекрасно умели владеть собой. Предположим, и Татьяна в совершенстве овладела этим искусством, все сердечные движения загнала глубоко внутрь и «рабски» подчинилась светским условностям. Однако не всё на свете можно скрыть и не всё на свете можно подделать. Рабство, насилие над собственным сердцем всегда оставляет на человеке незримое клеймо. И люди (даже люди высшего света) ещё не настолько роботы, чтобы этого не чувствовать. От Татьяны же явно исходят какие-то иные вибрации. Вот это «беспечной прелестью мила» разве можно подделать искусственными приёмами, муштрой, дрессурой? Нет, простите, с рабством это никак не совместимо: одно исключает другое.
Татьяна – явление небывалое в высшем свете: её здесь любят! Звериным чутьём люди чувствуют её внутреннюю суть и тянутся к ней: и дамы, и старушки, и мужчины, и девицы. В чём же эта внутренняя суть? «Добродетель»? О, не надо оскорблять Татьяну этим бюрократическим словом! Нету в ней никакой добродетели, в ней есть человечность. (А Белинский обвинил Таню ещё и в тщеславии добродетелью… Эх!) И есть в Татьяне ещё нечто сверх того, что трудно определить словами, но оно воздействует на окружающих неотразимо: некая сила и некая тайна…
Верно, что Татьяна тяготится светом, для неё светская жизнь – лишь видимость жизни. Отчего же не оставить её? Наверное, всему своё время. А сейчас, можно сказать, эта жизнь – её долг, задача, работа:
Она была нетороплива,
Не холодна, не говорлива,
Без взора наглого для всех,
Без притязаний на успех,
Без этих маленьких ужимок,
Без