Кремль 2222. Край вечной войны (сборник). Владислав Выставной
стена идет большая. Ее предки людов строить издавна. В ней врата большеченные, но есть и дверь, нас в нее пустить. Люд всю дорогу молчать, Зап молчать, я молчать. Так и идти в великом молчании.
Глядеть я лагерь нео: ох и велик лагерь, ох и хорош! Там домищи стоят, тут кострищи горят. Нео толпами. Галдеж, шумлеж. А в центре лагерь – о-о-о! Сам Железный Бог!
Шэм как три люда высоты. Широкий-широкий. Первый раз глянешь: ну, вроде машина. Второй раз глянешь: как будто люд! Или не люд, а может нео… Или мехалюд? Стоит на двух ногах, и даже голова есть, только квадратная вся. И без шеи. Нео Его всего холстиной обмотать, всяко на Него повесить, на плечах Евонных ожерелье из черепов – красота! Грозность! Силища! Вокруг Шэма кругом земля потоптана и остры колья мне по пояс. В них калитка. Страшен Железный Бог, могуч. Люд мой как его увидать – так прямо столб-столбом, встать и не шевелить, только ротей раскрыть.
В лагере на Горе много нео, всякие дела делать. Лежать спать, жрать, рыгать, за самка гоняться, детенышей мутузить. Четырехглаз голова вертеть, глядеть во все стороны, бормотать. Нас подвести к большой плита. Тот плита из бетон. Бетон люд делать, нео не уметь. На плите стул-кресло, слыхал, такой зовется: трон. Вокруг четыре высоких нео, у каждого ружье.
А на троне сам наистаршой Большой Голова сидит. Гляжу вот я на него и дивуюсь: до чего уродлив наистаршой, просто несказанно. Такой во сне явится – не проснешься. Голова у Головы огромадная, как три моих. Не – как четыре! И в буграх вся. В бородавах непомерных. Хотя сам наистаршой невелик статью, мне по грудь будет.
А в руках у него ружье-автомат. Ох и вещь! Себе хочу такую, очень хочу.
Я на плиту залезть, Четырехглаза за собой втащить, под коленки его – шмяк! – он на колени упасть. Молчит.
– А чего четыре глаза у него? – пытает Большой Голова важно.
– А это, – говорю, – престаршой-наивеликий, у них бывает. Два глаза свои, а два приставные. Из стекла. Очки звутся. Какой люд плохо видит – тот очки на морде носит. Они ему помочь в зрячести.
– Любопытно! – говорит Большой Голова и манит рукой: – Подай-ка очки мне, дикарь.
Телохранники, которые у трона столбычат, на меня глазами зырк-зырк: стерегут. Я с морды люда очки сымать и с поклоном Большому Голове даю. Тот взял, покрутил, на нос себе нахлобучил. Глазищами хлоп-хлоп. Да вдруг как рассвиреп, как сорвет очки, об бетон – хрясь! И сверху ножищей – раздавил. Люд мой аж задрожал весь и сморщился.
– Что с глазами моими?! – реветь Голова. – Почему… ах, уже нормально!
Я тогда вздохнуть с полегчением – телохранники на меня уже ружья наставили, мыслили, я вред какой хозяину нанести решил. Но – попустили. А наистаршой говорит:
– Как тебя звать, дикарь? Кто таков, откуда куда идешь, зачем люда притащил?
– Как есть – Дрым я, – говорю. – К тебе на Гору, наистаршой, шел. Люда в дар тебе вел. Хотел к Богу прийти. Прослышал, что Он у вас тут есть.
– Ах! – говорит. – Слышал? Знаешь ли, кто такой Бог?
– А это самый наипрестаршой.
– Правда. Пребольшой Нео, который Всё Создал. Вишь его? Шэм звать.
И он показать