Седьмое небо в рассрочку. Лариса Соболева
девочки пугало. На середине лестницы Сабрина задержалась, неожиданно села на ступеньку, ей понадобилась пауза, чтобы собраться с духом и удивить Машу дерзостью, с какой она осадила мать:
– Моя идея безумная, да. А у тебя вообще нет ни одной, кроме глупости сойтись с отцом. Видела б ты, как он на меня смотрел, когда я… сватала тебя. Мне было стыдно, но остановиться и извиниться не смогла. Я ж в тебя, не умею вовремя одуматься. Ты терпеть его не можешь, а задалась целью вернуть. Считаешь, он дурак? Наши с ним отношения тоже ты испортила, внушала мне с детства: он ничтожество, урод, бандит…
– Да, бандит, – пыхнула Тата. – Нашего ударника капиталистического труда чуть не расстреляли! Он обвинялся в убийстве нескольких человек сразу!
– Но его даже не посадили, – внесла уточнение Сабрина.
– Откупился!
– Ой, мама, я же немножко знаю отца, по-моему, это какая-то лажа – с его обвинением. Собственно, я не о том. Меня больше не посылай мирить вас, отец вычеркнул тебя, я не хочу, чтоб и меня окончательно вычеркнул. Да, не хочу!
Потому что она еще надеялась: перетрется, утрясется, сгладится, уладится. Ей нужно с ним примириться, это вопрос жизни и смерти, но Сабрина не знала, как это сделать.
Она поднялась со ступенек и поплелась наверх, поглядывая на подруг внизу с вызовом бунтаря. Да, Сабрина будто ждала выпада, конечно, со стороны матери. Маша замахала руками, дескать, молчи уж, Танька, не видишь, в каком настроении девочка? Большая редкость: та вторично укротила гордыню и не стала выяснять отношения с дочерью, обвиняя в предательстве и неблагодарности, ну и еще в чем-нибудь страшном. А Сабрина, по всей видимости, находилась под большим впечатлением от Ленчика, прежде чем уйти к себе, она задержалась, вспомнив:
– Ты так и не сказала мне правды – почему вы развелись?
– Какая тебе нужна правда? – наигранно замигала веками Тата, она, как всегда, принижала значение тех или иных событий, если ей выгодно. – И зачем? Не знаю, почему он ушел, не знаю! Или мне нужно было унизиться, что-то там выясняя? Еще чего! Я просто дала согласие на развод… Почему ты спросила?
– Он предложил мне денег, сколько захочу, лишь бы не слышать о тебе никогда.
– Не поняла я, что тут к чему, – нервно бросила Тата, – но деньги надо было брать, пока давал.
– Спать хочу.
После стремительного ухода Сабрины стало как-то неуютно, неудобно физически, но это впечатление Маши, женщины излишне восприимчивой. Сложно было не заметить в Сабрине разлад, начался он не вчера, разумеется, но сегодня проявился. А Тата – заметила ли она в дочери симптомы застарелой депрессии? Не-а, не заметила, да и тревожили ее далекие от дочери мысли. Она крутила в мочке уха серьгу, не успевшую отправиться в ломбард на бессрочное хранение, и мямлила:
– И что теперь делать? Как быть с долгами? И с этим домом? Ммм… как меня все достало!
У Машки вертелся на языке единственный совет, да и тот ехидный: мол, сбегай к Ленчику, пади на коленки, залей слезами его ботинки и попроси дать в долг. Он даст из жалости