Русский характер. Татьяна Хамаганова
тебя своей сумкой кирзовой шибанет, враз протрезвеешь от всяких крамольных мыслей.
– Ладно, чего разорался-то? Это я так, к слову. И пошутить нельзя.
– Шутки у тебя! Хочешь народ рассмешить, сам посрамиться? Надумал жениться, женись благопристойно, чтоб все было чин чинарем. Никаких там сексов или того хужей!
– Чего так за меня беспокоисси? Не пойму. Суетисся, будто сам собрался жениться. Ты добра ищи, а худо само придет, не заржавееть.
– Небось, за твою репутацию беспокоюся. Друг я тебе али портянка?
– А чего тогда хочешь меня старухам сплавить? Можа, я к молодухам тягу имею? Можа, мой организма того требуеть?
– Твой организма покою требует. Восемьдесят семь процентов износу!
– Чего на три процента поскромничал? Округлил бы уж до девяноста!
– Все же дружок ты мой, совести не хватат тебя в утиль списать. Вот энти тринадцать процентов для радости души оставляю тебе. Недоволен?
– Маловато для радостев. Все ж организма живой, счастья требуеть положенного.
– Нам, старикам, шибко счастливыми быть нельзя. Опасно.
– Чего так? Не живые человеки, чё ли?
– Помереть можем от избытка счастья. Нам покой нужон. Чтоб все равномерно було. В прошлом годе, весной, Семён помер, помнишь?
– А как же.
– А причина?
– Лед на речке проломился под ним, чуть не утоп, простыл, видать.
– Только в сиську пьяный может утонуть в нашей речушке. Он-то тверезый был, как я сейчас. Остыть не успел, вытащили тут же.
– Ну и отчего он помер, по твоему уразумению?
– От счастья, что живой остался. Шибко обрадовался, вот сердце и не выдержало. Сосватаем тебя за молодуху, а ты вдруг возьми да и обрадуйси. Организм перенапряжется и расслабится. Вот Богу душу в один момент и отдашь. Я этого тебе никак не желаю, понимашь? Век наш короток, заесть его недолго.
– Как-то ты так гладко умеешь мост возвести, что и сопротивлятьси резону нету. Умный, чертяка!
– Что есть, то есть, – сдержанно согласился Афанасий.
– Ну дык чего дальше-то делать будем, а? Дело-то мое застопорилося. День меркнет ночью, а человек-то – печалью.
– Не паникуй на пустом месте! На ком у тебя сердце-то ёкнуло?
– Да уж и не помню.
– Я ж тебе наказал не забывать, горе ты луковое! Опять придется пофамильно теребить старух, будто дел других нету.
– Тебе как другу доверилси со своим жизненно важным замыслом, а ты отмахиваесси, будто я муха какая надоедливая, будто у тебя дел невпроворот.
– Ты чего, как красна девица, обижаесся? Женихом заделался, так нервы, чё ли, обострилися, слово не скажи?! Ну, давай по новой перечислять!
– А ты как думал?! Нервы натянуты что твоя тетива. Не компот варим, а судьбу мою горемышную решаем.
Переругиваясь, старики снова прошлись по одиноким старухам. Но, как назло, у деда Максима сердце молчало как партизан. Уже по третьему разу перечислили всех, но оно ёкать никак не хотело.
– Да, промблема! Я так