Первобытные. Елена Крюкова
кабаньим смертям,
Ибо путникам пища потребна:
Голод – это корона на лбу!
Растерзаем в рычании древнем
Мы сохатую нашу судьбу!.. —
В свежесодранных шкурах, с камнями,
Чьи заточены зубом края,
По земле потекли мы огнями,
И в цепи тех огней – жизнь моя!
И гляжусь я в обточенный камень,
Черный, в синих огнях, лабрадор:
Крутолоба, кудлата, с руками,
Что похожи на мощный костер,
Зубы – жемчуг громадных перловиц!
Очи – рысь позавидует мне!
Матерь будущих войн и усобиц,
Градов-весей, что сгинут в огне,
Матерь будущих казней и пыток,
Голубых и плебейских кровей,
Что в сыновних аортах – избыток! —
Да на пальцах сочту сыновей…
Вот вам я! Вот стою, Матерь Мира,
На обрыве, а блюдо реки
Ледяное! А в шкуре-то дыры,
А за бабьей спиной – мужики!
…Вождь серебряный, лик – морда тигра.
…Бычьелобый боец с топором.
…Острогорбый певец – нежно, тихо
Пел мне смерть над любовным костром…
Вы глядите в меня, возжигая
Взором – ветр за моими плечьми.
В бусах пота рабыня нагая —
А попробуй меня обними!
Отобьюсь! Брызнет свет через веки
Прижмурённые – в ваши сердца!
Это я вас веду через реки
И моря – им не видно конца,
Это я вас прельщаю добычей,
Свежей кровью, богатой едой —
И тебя, вождь, кричащий по-птичьи,
И тебя, копьеносец седой!
Я веду через долы и горы
Мое Племя – судьбину мою:
На скрещениях звезд и простора,
Весела, тяжела, я стою!..
Подбирайтесь – потайно, сторожко,
Ладьте петлю, и сеть, и блесну —
Развернусь я, брюхатая кошка,
И мохнатою лапой махну!
«Ты – красива!..» – завоют устало…
Хищно вьюга слепые следы
Заметет… заструится подтало
Из-под век… а на шее – кораллы…
И целебные зубы шакала…
Что, подобно алмазам, тверды…
А за синим хребтом – перевалы,
И за льдами – тяжелые льды.
– Ох-ха!.. Ох-ха!.. – ворочаются в углу пещеры, близ Гладкого Валуна, распатланные старухи. Под боком у старой Фанио верещит младенец: Гэ нынче ночью родила. Гэ лежит лицом вниз, постанывая, на шкуре седого леопарда из страны Хаора – оттуда мы сюда пришли. Пещера – наш временный дом. Мы отдохнем, напитаем младенцев, накормим стариков, поохотимся вволю, высушим шкуры – и дальше пойдем.
Гэ, как ты стонешь, Гэ. Неужто это так больно?
– О-о, женщина, больно все, за что ни схватятся твои руки и ноги, – бормочет Фанио, и мелкой росою течет по вискам ее, по щекам, по шее пот, мешаясь в яремной ямке со старческими слезами.
Гэ, успокойся. У тебя во рту камень яо – он утишает боль.
Боль – это воспоминание о боли, которая прежде была. Чем сильнее мучила – тем острее воспоминанье.
А меня