Кумир для Страховидлы. Рената Окиньская

      Не могу я быть зрителем, не могу! Я и так уже перестала и есть и спать, и думать о чем-либо, кроме того, что там, за стеной – он. Он, и его мир, в который мне так сильно, до боли хочется попасть.

      Я вскочила с постели, потная, взъерошенная, со сбившимся дыханием и колотящимся в ребра сердцем. Не могу я так!

      Не могу, не могу!!!

      Я должна, должна сделать хоть что-то, хотя бы попытаться, иначе я просто-напросто сойду с ума!

      Я выскочила из комнаты, заперлась с ванной и принялась полоскать лицо в холодной воде, надеясь хоть немного остудить этот разбушевавшийся во мне пожар. Мне хотелось плакать и кричать при одном взгляде в зеркало. Ну почему, ну за что со мной так? Господи, я ведь даже не против принять и это лицо, и это тело, в которые ты меня поместил, но зачем же, скажи на милость, ты зажег во мне этот огонь?

      Ну, жила бы я себе, тихо и спокойно! Так почему же мне приходится страдать, страдать из-за чего-то, что я сама не в силах изменить?!

      Зачем, зачем мне моя голова, такая светлая, так легко воспринимающая информацию, хранящая данные, зачем, если я все равно не хочу ею пользоваться?!

      Зачем?… Я пару раз стукнулась лбом об змеевик, причем, второй раз очень больно. И задумалась – а, в самом деле, зачем?

      Присела на край ванной, оглушенная внезапной мыслью. В конце концов, а кто сказал, что интеллектуальная красота хуже физической? И, если уж на то пошло, неужели я, человек, одаренный умением думать, и причем, щедро одаренный, не смогу ничего придумать в этой ситуации?

      Я снова подставила ладони под струю холодной воды. Снова посмотрела на свое отражение в зеркале. Но уже по-другому, без ненависти, а спокойно, решительно. Внешность – это только один из факторов!

      Да, именно так! Внешность – это только один из факторов, помимо нее есть еще много всего. Да и внешность, если на то пошло, тоже поддается корректировке! И я буду не я, если не придумаю, как сделать так, чтобы он, Фотограф, обратил на меня внимание!

      Я вытерла лицо полотенцем, вдыхая нежный запах розы и лаванды. Интересно, как мама добивается этого запаха для полотенец и постельного белья?

      Я оперлась на край раковины и пристально всмотрелась в свое лицо так, словно столкнулась с ним в первый раз. Ну, здравствуйте, несуразные маленькие глазки! Ну, привет, толстые пухлые губы! А заодно здорóво и бледной коже, и тусклым волосам. И что же мне со всеми вами делать?…

      Я вернулась в комнату. Стояла тишина, из распахнутых окон не доносилось ни звука. Похоже, фотограф и очередная его нимфа намаялись, утомились, устали ублажать друг друга… Я постояла немного, прислушиваясь, но так и не уловила ни звука.

      Тогда я уселась за стол, включила лампу, достала из ящика тонкую зеленую тетрадку в клеточку, сохранившуюся еще со школьных лет. На первых двух страничках были какие-то несуразные стишки, которые я безжалостно вырвала, чтобы не отвлекали. А потом принялась составлять план действий, причем начала с конца. Первая запись выглядела так: