Каждый охотник (сборник). Сергей Малицкий
купаться. Мало того, что в плотных связках лежат двести готовых сумок, так ведь еще и перетряхнул снопы заготовленного тростника, прикинул, сколько нужно накосить еще, да каких оттенков, и пару новых сумок успел сплести. Без углов, почти без ленты, с оплеткой только по верхнему срезу, с хорошими ручками. Опробовал плетение, без рисунка. В два оттенка – зеленоватый с золотым. Играет на солнце.
– Папка! – не унимается Галка.
– Ну, иду же! – отвечаю я, закрываю сарай и отправляюсь к дому.
Дома праздник. Девчонки примеряют обновки. Светло-голубое шелковое платье у Ксюхи. Очередная кислотная маечка и шорты у Ольги. Спортивный костюм у Жанны. Курточка с отражательными вставками у Зинки. Сарафан на лямках у Галки. Пляжный комбинезон у Соньки. У Файки ничего. Она сидит, надувшись, в углу. Я подмигиваю ей и прикладываю палец к губам. Все будет нормально, Фаина. Завтра же.
Протягиваю новую сумку Лидке. Берет, окидывает мгновенным взглядом, но не улыбается. Впрочем, хорошо уж, что раздражение из глаз не плещется.
– Вот, – кладет на стол пакет. – Переоденься. А то ходишь как… Кузя Щербатый.
Я беру пакет, иду к себе в пристрой, открываю. Внутри рубашка-ковбойка, свободные джинсы, комплект белья, кроссовки, носки, суконная курточка-жилетка с кучей карманов. Переодеваюсь. Все впору, словно на меня сшито. Или мой размер не меняется, или Лидка иногда поглядывает в мою сторону. Иду в гостиную. Дочери уже накрывают на стол. Мое появление вызывает хор восторженных криков.
– Все за стол! – кричит Сонька.
Я споласкиваю руки у рукомойника, сажусь с торца стола, подхватываю подбежавшую Файку.
– Ничего не забыл? – смотрит на меня Лидка.
Все замирают. Я недоуменно оглядываюсь, показываю Лидке чистые руки. Виски и мочки ушей у нее белеют. Она суживает взгляд и начинает в тишине отчеканивает слово за словом.
– Сними жилет. За стол в верхней одежде не садятся. Сколько можно повторять? Сейчас же обляпаешь все…
Я опять на веслах.
– От любви до ненависти один шаг.
– Что ты сказал? – не понимает Файка. Она сидит на корме.
– Так, – мотаю головой. – Пустое.
– А… – кивает Файка. – Я тоже часто так… Говорю что-то, а получается пустое. – Она тяжело вздыхает. – А у тебя точно есть деньги?
Деньги у меня есть. С утра пораньше у сарая нарисовался Кирьян, без лишних разговоров забрал все сумки, посоветовал порезать на них же и последние десять циновок и «не заниматься больше разной ерундой». Потом показал липкие наклейки с чудными иностранными словами.
– Видел?
– Что это? – не понял я.
– Ты эти сумки не плел, понимаешь? Они импортные.
– Импортные? – все еще не понимаю я.
– С очень дальних островов, – поясняет Кирьян. – С очень-очень-очень дальних. Вот так.
Он снимает с одной из наклеек защитную пленку, приклеивает картинку на бок