Кремль спокойствия. Ирина Тихолоз
Отсутствие отца, меркантильность матери, подростковая увлеченность мистическими телеканалами с концентрацией рептилоидной тематики сформировали у юноши холуйский тоннель реальности, напичканный масонопоклонничеством и иллюзиями достижения абсолютной власти. А еще парень был Человеком.
Он совсем растерялся, опустил мою голову и судорожно начал вытаскивать из кармана брюк смартфон, но я его остановила.
– Все в порядке, – еле шевеля губами и все еще улыбаясь, сказала я. – Поехали дальше.
– Уверена? – суетливо обрадовался водитель.
– Да.
Только когда он помог мне приподняться, я заметила, что все это время лежала на земле. Совсем не помню, как мы остановились, и как я там оказалась. Видимо, начинающий и малоперспективный масон заметил, что со мной творилось что-то неладное, съехал на обочину и вытащил меня из машины на траву. Пока я медленно и неуклюже поднималась, опираясь на парня, мое самочувствие стремительно улучшалось, а все произошедшее переформатировалось из реальности в сон в таком совершенном качестве, что я на самом деле стала сомневаться в безусловности того, что видела несколько минут назад. Но это один из прекрасно известных мне эффектов защиты высшего уровня: если тебе удалось пробраться к противнику слишком близко, он превратит твою память в фантазийный бред, от которого захочется откреститься как можно скорее.
За время моего отсутствия изменилась погода. Стало пасмурно, и временами отрывисто ветер взъерошивал мне волосы и даже сорвал фуражку с раздраженного водителя. Когда я села в машину, и после хлопка дверью остатки завываний ветра из моих ушей вытеснила густая тишина автомобильного салона с хорошей шумоизоляцией, я снова вернулась к анализу произошедшего.
Первое, что я заметила – ухудшилась связь со Святым Я. Теперь до него в лучшем случае через раз долетали мои вопросы, да и ответы получались с помехами, поэтому многое приходилось уточнять по несколько раз, но главное – я не могла получить от него информацию о том, как защитить свой канал и не позволять перехватывать энергии другим. Постепенно даже это с легкостью забылось и перестало меня волновать. Весь мой мир стремительно сужался в тесный трехмерный тоннель, наполненный мысленной суетой и фоновой тревогой. Меня заполнила невыносимая тоска по чему-то единственно настоящему и недавно напрочь, бесповоротно забытому. Все мысли казались несуразными, ламинарными и абсолютно лишенными объема. Они будто цеплялись за первый попавшийся предмет, способный вызывать легкую, но прилично утомляющую дисфорию. Причем в этом бесконечном поле мысленных репейников ум только и делает, что цепляется за них, и совсем не задается вопросами: где он, кто он и что происходит. Более того, малейшее его движение в сторону этих вопросов подавляется им же самим, поскольку именно эта запретная тропа может увести его со столь увлекательного